— Старики из моего народа научили меня всему, что нужно знать, чтобы исполнять эту работу.
— Старики из твоего народа должно быть научили тебя и еще кое-чему тоже, — продолжал Бритос, напряженно наблюдая за ним. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Я не могу забыть, хотя прошли годы с тех пор… Думаю, что и ты тоже.
— Нет, господин, — сухо откликнулся Талос, продолжая работу. — Я не забыл.
— Я вижу, что урок, который мы преподали тебе, должно быть, стер определенные помыслы из твоей головы. По крайней мере, так кажется на первый взгляд, — продолжал он, снимая защитные пластины. — Но в тебе еще осталось нечто, что не совсем убеждает меня. Ну, и когда я увидел тебя на площади среди других илотов, я решил выяснить, что же это такое.
— Нет ничего такого, что следовало бы выяснять, господин, — пробормотал Талос, не отрывая глаз от своей работы. — Я всего лишь бедный пастух.
— Посмотрим, — холодно сказал Бритос. — В течение нескольких последних лет нечто странное происходит в твоих горах. Всего лишь месяц назад около Еврота нашли оленя; он пришел туда умирать, пораженный стрелой необычного вида. Мы, спартанцы, не пользуемся такими стрелами. У меня сложилось такое впечатление, что ты можешь знать что-нибудь по этому поводу.
— Ты ошибаешься, хозяин, я ничего не знаю. Я всего лишь пасу свою отару.
— Как тебя зовут?
— Талос.
— А ты знаешь, кто я?
— Ты Бритос, сын Аристарха, Клеоменид.
Бритос встал и стал ходить вперед и назад по палатке. Внезапно он остановился спиной к Талосу.
— А твоя девушка… да, крестьянка. Что с ней случилось?
— Пелиас и его семья последовали за благородным Крафиппосом в Тегею, а затем в Мессению, я полагаю.
Талос встал и, когда Бритос повернулся, то увидел юношу прямо перед собой.
— Продолжай свою работу, пастух, нужно подготовить еще очень многое. Мы отправляемся уже завтра. — Он набросил короткий военный плащ на плечи и вышел.
На следующий день армия вышла на построение в полной готовности: триста спартиатов шли первыми. В каждой роте восемь рядов по четыре человека в шеренге. За ними шли их пелопоннесские союзники. Последними шли слуги-илоты с повозками и кладью.
Царь, окруженный офицерами, прибыл, когда еще было темно. Матери недавно посвященных воинов шли за ним. Женщины должны были присутствовать на традиционной церемонии вручения щита. Одетые в белое, с покрытой головой, они заняли свои места перед строем гоплитов.
Прозвучали трубы, каждый юноша вышел из строя, сделав два шага вперед. Еще раз прозвучали трубы, и они положили щиты с красной лямбдой, которые получили от своих отцов в день посвящения, на землю перед собой.
По сигналу царя, первая женщина подошла к своему сыну, подняла щит и надела его на руку сына.
Твердым голосом, она произнесла традиционную фразу:
— Возвращайся с ним или на нем.
Это подразумевало:
— Ты должен вернуться со своим щитом как победитель. Или, если ты падешь в бою, тебя принесут обратно на твоем собственном щите.
Подошла очередь Исмены. Царь оказал ей невероятную, пугающую честь, нарушив традицию, не допускающую призыва на поле брани всех мужчин семьи из-за возможности потери семейного имени и угасания рода; Леонид выбрал обоих, мужа и сына.
Исмена встала на колени, взяла с земли щит, поднялась на ноги, встала лицом к лицу с сыном. Серый луч рассвета выделял темный профиль мальчика, линии его лица казались более жесткими, и в какое-то мгновенье Исмена увидела выражение лица героев Клеоменидов, скульптуры которых были вырезаны из кипариса. Она застыла на месте, ее голос дрожал, когда она произносила чеканную формулу.
Солнце уже вставало за горами, когда последняя женщина вернулась на свое место, зловещие отблески освещали темную, застывшую группу воинов, стоящих перед своими матерями. Сухими глазами они наблюдали за своими сыновьями, зная, что дали жизнь смертным. Боль и скорбь были вечными узниками в темноте их чрева.
Царь надел на голову шлем с тремя гребнями и подал сигнал к отправлению. Талос прислушался к бою барабанов и затем к звучанию труб: эта странная размеренная, навязчивая мелодия была та же самая, которую он слышал еще ребенком, когда впервые тайком спустился на равнину.
Колонна покинула лагерь и замаршировала по дороге на Тегею, направляясь на север. В воротах города собралась огромная толпа, чтобы попрощаться с уходящей армией. Старик, который уже не мог держать оружие, наблюдал за молодыми воинами с гордостью: на них были великолепные бронзовые доспехи, которые сейчас ярко блестели на солнце, туники и малиновые плащи, круглые щиты с нарисованной на них лямбдой.
Самый старший из эфоров вышел вперед, царь Леонид остановил своего коня и спустился на землю. Он снял шлем, распуская длинные рыжие волосы, и откинул назад свой плащ.
— Мы салютуем тебе, о, Леонид, наш царь, — сказал эфор, — Спарта желает тебе победы и ждет твоего счастливого возвращения.
Толпа устроила овацию. Царь отвечал поклоном головы. Надев свой шлем, он запрыгнул в седло и еще раз дал сигнал к отправлению. Барабанный бой и звучание труб вскоре стихли в пыли дороги, ведущей на север.
Через две недели после выхода армии из города, Леонид сомкнул ряды в горном проходе в Фермопилах, и немедленно отдал приказ починить старую стену укрепления, которое закрывало проход. Он приказал группе из семисот гоплитов-фокейцев, присоединившейся к нему в Фермопилах, охранять уязвимый проход Анопея, — единственную тропу, по которой враг мог атаковать с фланга позиции Леонида. Затем он отдал распоряжения по организации несения караульной службы и распределения продовольственных запасов.
Фемистокл знал, что персидский флот, быстро обогнув полуостров Халкидика, направлялся на юг. Фемистокл вышел в море и около мыса Артемидий стоял на рейде, чтобы с моря защищать Леонида, как он и обещал. Ночью с кормы флагманского судна с помощью факела и зеркала он подавал сигналы Леониду, чтобы сообщать ему о том, что происходит.
Однажды во время осмотра укреплений Леонид увидел одного из воинов, которые обычно патрулировали дорогу. Этот всадник мчался к нему во весь опор. Страж спрыгнул с лошади и начал, задыхаясь, докладывать:
— Владыка, — с трудом переводя дыхание, объявил он, — они идут. Их сотни тысяч. Пересыхают реки, когда они проходят через них, их костры освещают весь горизонт по ночам; никто и никогда не видел такие несметные полчища!
Царь немедленно отдал целый ряд немногословных приказов. Некоторые подразделения заняли свои позиции в боевом порядке за стеной, а другие остались перед ней, чтобы лучше наблюдать за происходящим. Они выполняли гимнастические упражнения, чтобы разогреть свои мышцы для боя.
Внезапно на вершине холма появился персидский всадник. Его легко было узнать по широким шароварам, украшенным вышивкой, и по митре на голове. Юные спартиаты не удостоили его даже взглядом, но продолжали свои упражнения, словно ничего не произошло. Перс, осмотрев открывшуюся ему картину, пришпорил коня и галопом ринулся вниз с холма.
