— Если вы хотите, чтобы я вам помог, — ответил им Дафней, — вы должны рассказать мне, чего боитесь и почему. Однако желаю знать все, до малейших подробностей, иначе я и пальцем не шевельну. Об этих смертях ходят странные слухи — я не хочу верить им, потому что, если бы они оказались правдой, мне лично пришлось бы вмешаться и наказать виновных. Не знаю, поняли ли вы меня.
Они отлично поняли, и им стало ясно, что придется им самим заботиться о спасении своей шкуры. Тогда они решили покинуть город и переехать в Катанию, надеясь, что рано или поздно волнение стихнет и им удастся договориться о компенсации или об отступных.
Дабы не попадаться на глаза мстителю и не терять время в долгих приготовлениях, они отправились в путь на заре следующего дня, взяв с собой лишь пару рабов и повозку с багажом, присоединившись по дороге к группе торговцев. Те вели скот — стадо овец — и человек двадцать рабов для продажи на рынке и были рады помочь своим новым спутникам, тем более что, как им казалось, чем больше людей, тем меньше риск нападения грабителей и уличных разбойников.
Три дня все шло хорошо, так что оба беглеца немного успокоились и отчасти воспрянули духом. Они даже сдружились с торговцами. Судя по выговору, то были люди с восточной части острова — симпатичные, веселые, они охотно делились своим провиантом и с радостью угощались вином, предлагаемым двумя услужливыми попутчиками на привале после заката.
На четвертый день путники остановились в небольшом городке, где проходила ярмарка, и продали часть овец. При этом несколько батраков-поденщиков, желавших попасть на жатву, разворачивающуюся в окрестностях Катании, попросили позволения присоединиться к торговцам; их приняли, и все вместе продолжили путь.
Однако на первом же вечернем привале «жнецы» скинули свои плащи, швырнули в сторону серпы и обнажили оказавшиеся при них мечи. Они окружили караван, велели торговцам убираться, а двум сиракузцам — бросить оружие и сложить руки за спиной, чтобы их проще было связать.
Эврибиад и Панкрат, полагая, что это разбойники, попытались вступить в переговоры.
— Мы готовы заплатить, — произнес Эврибиад. — У нас есть деньги с собой, из Катании или из Сиракуз нам могут прислать еще без особых промедлений.
— Нам не нужны твои деньги, — ответил один из «жнецов», юноша чуть старше двадцати лет, с густыми вьющимися волосами, похожими на овечье руно, и черными словно воронье крыло.
Эти слова перепугали их до смерти. Они хорошо знали, сколь опасен человек, не интересующийся деньгами.
— Что же вы тогда хотите? — спросил Панкрат с дрожью в голосе, свидетельствующей о том, что душу его переполняли тревожные предчувствия.
— Мы? — проговорил молодой человек с улыбкой. — Мы — ничего. Прощайте, — сказал он и ушел; за ним последовали его сотоварищи, уводя с собой скот и рабов. Звон колокольчиков, болтавшихся на шеях у овец, постепенно затихал в вечерних сумерках, по мере того как они удалялись, и наконец оба сиракузца остались в одиночестве среди безмолвной равнины.
— Какими же мы были идиотами! — воскликнул Панкрат. — Нужно было это предвидеть. Все шло слишком уж гладко.
— Что будем делать теперь? — спросил Эврибиад.
— Попытаемся освободиться, — ответил Панкрат, — прежде чем явится кто-нибудь еще. Давай шевелись, повернись спиной и постарайся распустить узлы на моей веревке, а потом я развяжу тебя.
Но Эврибиад не двинулся с места.
— Оставь это, — проговорил он обреченно. — К нам кто-то идет.
И действительно, перед ними на фоне холма вырисовывалась фигура всадника. Таинственный незнакомец ударил животное пятками в бока и начал спускаться.
— Все кончено, — прошептал Панкрат. — Он заставит нас разделить участь остальных… или даже хуже.
— Не обязательно, — возразил Эврибиад. — Если бы они хотели нас убить, они бы уже это сделали. Ясно, что за нами наблюдали с самого отъезда. Мне кажется, он хочет договориться.
Всадник спешился и направился к ним. Они в смятении рассматривали его черный плащ, спускавшийся с плеч до самой земли, и голову, покрытую капюшоном. Лицо скрывала комическая театральная маска, но ни одному из них и в голову не пришло смеяться. Человек смотрел на них, не двигаясь, не говоря ни слова, его невидимый взгляд пугал их еще больше, чем если бы они могли заглянуть ему прямо в глаза. Вдруг он достал из-под плаща длинный нож и произнес:
— Я мог бы убить вас, причинить вам самые что ни на есть жестокие мучения, чтобы вы прокляли суку, породившую вас на свет. Вы согласны?
Тут сиракузцы поняли, зачем незнакомец надел театральную маску: дабы не только скрыть лицо, но и исказить голос.
— Согласны, — ответил Эврибиад за обоих. — Но ты наверняка приписываешь нам вину, которой нет за нами.
— Ваша вина известна мне в мельчайших подробностях. Ваших приспешников уже постигло справедливое наказание — не потому, что они приняли участие в том зверском действе, а лишь потому, что похвалялись этим. Однако эти несчастные ничего не стоят. А вы обладаете политическим влиянием и, значит, можете предложить мне кое-что интересное.
Эврибиад подумал, что защищаться от обвинений бесполезно — так можно лишь еще больше разозлить человека в маске — и лучше сразу перейти к переговорам.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но мы готовы выслушать твое предложение, — заявил он. — Говори.
— Стало быть, мы можем побеседовать, — промолвил незнакомец. — Мои условия таковы: через месяц в город вернется человек, считаемый всеми мертвым; он пред- 4 станет перед Народным собранием, под покровительством приемного отца, чтобы вернуть себе свои права гражданина. Вы ведь знаете, о ком идет речь, не так ли?
— Думаю, да, — согласился Панкрат.
— Чтобы развеять ваши последние сомнения, скажу, что имя его — Дионисий, и полагали, что он погиб после расправы над Гермократом и его людьми на агоре. Ваши голоса в совете будут решающими. Я ведь могу заверить его в том, что вы проголосуете в его пользу, верно?
— Да, да, разумеется, — ответили оба хором.
— Я был уверен, что нам удастся договориться. Все же должен напомнить вам: если вам вздумается пренебречь нашим соглашением, вас ждет кара, гораздо более ужасная, нежели та, что настигла ваших наемников.
Он подошел к ним поближе с ножом в руке, и оба затрепетали, боясь, что он захочет продемонстрировать им, сколь чудовищной может оказаться расплата. Однако незнакомец лишь разрезал веревки, связывавшие им запястья и щиколотки. Потом он повернулся к ним спиной, сел на коня и поскакал прочь галопом, вскоре исчезнув за холмом.
Месяц спустя Народное собрание, созванное Дафнеем, обсуждало приготовления карфагенян к войне, как вдруг со своего места поднялся Гелорид и попросил слова.
— Разрешаем тебе говорить, — ответил председатель собрания.
— Граждане и представители власти, — начал тот, — некоторое время назад я ездил в центральную часть острова, чтобы купить лошадей, и обнаружил у обочины дороги тяжело раненного человека, не подававшего признаков жизни. Я подобрал его и выхаживал, не спрашивая, кто он такой. Лишь выздоровев, когда силы его полностью восстановились, он открыл мне тайну своего происхождения. Он сказал, что его зовут Дионисий и он — зять Гермократа…
