— Я получил известия сегодня утром о том, что отряд из девяти карфагенских триер завтра вечером доставит в лагерь противника провиант и жалованье наемникам. С вашей помощью я надеюсь осуществить перехват.
Присутствующие переглянулись с недоумением и тревогой. Они спрашивали себя: Лептину ли лично принадлежит эта идея, или она получила одобрение Дионисия, но никто не осмелился поинтересоваться вслух.
Спартанский военачальник, по имени Эвридем, заметил:
— Мне кажется, это хорошая мысль, но необходимо претворять ее в жизнь очень осторожно.
— Верно. Поэтому мне нужны лоцманы и моряки, способные водить корабль ночью, — сказал Лептин.
— Все наши лоцманы это умеют, — ответили коринфские флотоводцы. — Мы выходили в море по ночам уже тогда, когда вы еще и днем этого делать не умели.
Лептин не поддался на издевку: жители метрополии всегда вели себя высокомерно, но ругаться с ними не следовало ввиду создавшегося положения. Он ответил только:
— Отлично. Именно это нам и надо. Мне нужно двадцать кораблей: десять наших, десять ваших. Пусть гребцы и команды будут готовы начать маневрирование, когда протрубят вторую стражу. Цель экспедиции им сообщат командиры, когда корабли выйдут в открытое море. Я сам буду прокладывать путь. Следуйте за «Буваридой».
На следующий день, в полночь, эскадра покинула гавань с погашенными огнями и бесшумно вышла в море.
25
Лептин устроил все так, чтобы ночное предприятие прошло успешно: в море спустили несколько лодок на расстоянии одного стадия друг от друга, с флотским начальством на борту, переодетым в рыбаков, намеревающихся при свете ламп заняться своим ремеслом. Как только с первой из них заметили силуэт карфагенского корабля, оттуда послали сигнал, и сиракузский флот выстроился веером, носом в открытое море, кормой к ветру. Еще один световой сигнал с головного судна — и операция началась.
Карфагеняне были так уверены, что перед ними корабли своих, явившиеся проводить их в порт, что, осознав реальную ситуацию, они даже не успели среагировать. Каждую из их триер атаковали два неприятельских корабля и наводнили сотни воинов. Многие из членов экипажей попросту спали, а проснувшись, обнаружили, что враги приставили им к горлу мечи.
Тех, кто пытался сопротивляться, убили, остальных лишь разоружили; корабли на буксире оттащили в гавань, а ценную добычу спрятали на складах.
Дионисий, ожидавший на дамбе, лично отправился навстречу брату и обнял его.
— Хорошо сработано, клянусь Зевсом! Нам была нужна победа, пусть даже маленькая. Завтра тебя будут чествовать как героя!
— Маленькая? — удивился Лептин. — Погоди и увидишь, мы еще и половины работы не сделали.
— Что ты такое говоришь?
Пришел запыхавшийся Филист в ночном хитоне.
— Что здесь происходит? Вы могли бы предупредить меня, что…
— Гимилькон ждет свои корабли сегодня ночью, верно? — проговорил Лептин.
— Да, это так… — согласился Дионисий.
— И он их получит. — Он повернулся к другим военачальникам, стоявшим вокруг: — Вы переоденетесь в платье пленников, гребцы пересядут на карфагенские корабли и подготовятся к скорейшему выходу в море!
— Блестяще, — одобрил Филист, — абсолютно блестяще: план, достойный великого стратега.
— Я с тобой, — сказал Дионисий.
— Лучше не надо, — возразил Лептин. — Это все-таки очень опасная затея. Одного из нас двоих вполне достаточно, и лучше, чтобы ты остался в городе. Кроме того, у тебя семья, а у меня никого нет. До сих пор все шло гладко, так? Дай мне самому этим заняться.
Дионисий пристально посмотрел ему в глаза.
— Я готов был убить тебя в Катании…
— Знаю.
— И допустил бы чудовищную ошибку. Иногда я спрашиваю себя, кто из нас на самом деле лучший.
— Разумеется, я, — ответил Лептин. — Скажи мне пароль, ублюдок!
— На самый край света! — рассмеялся Дионисий.
— На край света! — повторил Лептин и взбежал на мостик карфагенского корабля.
Филиста тронуло это грубое прощание. Он-то знал, что самые глубокие чувства по-прежнему живы в душе Дионисия под коркой власти, затвердевавшей с каждым проходящим днем. Он продолжал надеяться, быть может, обманывая себя, на то, что человек в конце концов одержит верх над тираном.
Эскадра вышла из Лаккия и двинулась, держась, насколько возможно, ближе к Ортигии, и так добралась до Племмириона, с противоположной стороны от Большого порта. Потом повернула к Даскону, где сверкали огни карфагенского лагеря и виднелись дозорные суда.
Часовые отдали честь знаменам Танит, проходившим мимо них, и получили ответ на своем языке. Одному карфагенскому военачальнику приложили меч к горлу, убедив его таким образом успокоить их, подав знакомый голос. Теперь маленькая флотилия могла продолжить движение, и Лептин повел ее в глубь гавани, где стояло на якоре около пятидесяти боевых кораблей.
Удар был столь внезапным, сколь и мощным. Десяток судов протаранили и потопили сразу же, не дав даже сдвинуться с места; остальные подожгли при помощи стрел с горящими наконечниками.
Вторая их волна обрушилась на палатки и склады. Тем временем повсюду раздавались крики и протяжные звуки рога, скоропалительно сигнализировавшие тревогу.
Началась такая суматоха, что Лептину удалось захватить около дюжины вражеских кораблей и на буксире вывести их из гавани. На рассвете его эскадра с триумфом вошла в порт Лаккий, встреченная торжествующей толпой.
Лептин почувствовал, что словно возрождается к жизни, когда толпа приняла его в свои объятия, и брат тоже, но потом он поднял глаза на стену крепости и на вершине башни увидел хрупкую женскую фигуру. Ему почудилось, будто она машет ему рукой в знак приветствия, и он в душе подумал, что это Аристомаха, кажущаяся маленькой с такого расстояния, далекая, недоступная.
Осмелев от успеха, сиракузский флот под командованием Лептина предпринял ряд вылазок, потопив множество транспортных судов и немало боевых кораблей. Карфагеняне, разозленные понесенными потерями, вскоре решили выманить из норы своего неуловимого противника, засевшего в Лаккие, и разрушить его лагерь в ходе скоординированной и сконцентрированной атаки.
На сей раз сам Дионисий тоже взошел на борт «Бувариды», и люди видели, как в яростной схватке, произошедшей вскоре после этого, два брата бьются бок о бок с невероятной храбростью, ведя на абордаж воинов, — в точности как тогда, когда им было по двадцать лет.
При поддержке катапульт, простреливающих вход в порт, сиракузский флот занял выгодную позицию в узком пространстве Лаккия и нанес врагу тяжкий урон, под конец вынудив его уйти. Греки захватили около десяти кораблей, после чего численность находящегося в их распоряжении флота достигла пятидесяти единиц.
