– Что там? - вскинулся Гэндальф.
Пиппин, замирая, сознался и даже в темноте разглядел гневно
сверкавшие глаза мага.
– Туковская дурость! - с досадой проворчал Гэндальф. - Когда
ты сообразишь, наконец, что мы не на прогулке? В следующий раз прыгай туда сам,
меньше хлопот будет! А теперь - тихо!
Несколько минут стояла тишина, а потом из глубины снова
пришел звук. Теперь это были слабые удары: «том-тап, тап-том», эхо повторило
их, и снова раздалось: «тап-том, том-тап, тап-тап-том». Это напоминало слабые
беспокойные сигналы, но больше они не повторялись.
– Либо я никогда раньше не слышал ударов молота, либо это
они и есть, - убежденно произнес Гимли.
– Да, похоже, - согласился Гэндальф. - Ох, не нравится мне
это. Может, конечно, дурацкий камень Перегрина здесь и ни при чем, но вполне
возможно, он разбудил что-то, чего лучше бы не беспокоить. Я вас очень прошу
всех, - сердито сказал маг, - поменьше глупостей! Нам надо отдохнуть. А ты, Пиппин,
в награду подежуришь первым, - Гэндальф завернулся в одеяло и замолк.
Несчастный Пиппин уселся в кромешной тьме у двери, но мысли
о колодце словно преследовали его. Воображение рисовало лезущих из дыры чудищ,
он с трудом сдерживался, чтобы не закрыть ее хотя бы одеялом, но и двинуться в
ту сторону не смел - ведь Гэндальф не велел. Правда, Гэндальф спит…
Гэндальф не спал. Он глубоко задумался, припоминая малейшие
подробности своего предыдущего путешествия в подгорном царстве и тревожно
обдумывая наилучший вариант завтрашнего пути: любой ошибочный поворот мог
привести отряд к гибели. Через час он встал и подошел к Пиппину.
– Иди-ка спать лучше, - в голосе мага не чувствовалось ни
малейшего раздражения. - Мне все равно глаз не сомкнуть, посижу лучше,
покараулю.
– Я знаю, в чем дело, - бормотал он, усаживаясь возле двери.
- Покурить нужно! Я трубки не доставал от самого Карадраса.
Последнее, что увидел Пиппин засыпая - темный силуэт мага и
нависший над трубкой нос, высвеченные короткой вспышкой, прикрываемой полой
плаща.
Гэндальф разбудил их часов через шесть.
– Пока я тут сидел, - объявил он, - путь определился.
Средняя галерея мне не нравится, из левой плохо пахнет, мы пойдем по правой.
Будем подниматься.
Еще восемь часов, не считая двух коротких остановок, шли без
помех. Впереди, напоминая блуждающий огонек, качался слабо святящийся кончик
жезла. Галерея полого, но неуклонно поднималась. По мере продвижения она
становилась все шире, пол был ровный, без ям и трещин, даже боковых ответвлений
почти не встречалось. Видно, они таки попали на какую-то главную дорогу и
двигались куда быстрее, чем прошедшей ночью. Спрямленный пройденный путь
составил бы не меньше пятнадцати миль, а учитывая всякие повороты и изгибы -
около двадцати. Почему-то подъем приободрил Фродо, но ощущение тревоги не
отпускало, а сзади, далеко за отрядом, за эхом их шагов, он опять слышал
призрачное «шлеп-шлеп», и оно-то эхом не было.
Переход определялся расстоянием, которое могли пройти без
отдыха хоббиты. Пора уже было подумывать о месте для ночевки, но тут стены и
справа, и слева внезапно исчезли. Из-за спины тянуло теплым воздухом, а лицо
холодила непроглядная тьма. Путники остановились и столпились возле мага.
Гэндальф довольно усмехнулся.
– Я оказался прав, - похвалил он сам себя. - Мы выходим к
обжитым местам. До восточной стены недалеко теперь, только мы очень высоко
поднялись, куда выше Росных Порогов. Сейчас мы в каком-то большом гроте. Я,
пожалуй, рискну прибавить света.
Он поднял жезл. Короткая вспышка заставила отпрянуть
огромные тени, высоко над головами высветив свод, опирающийся на мощные
колонны. Зал был пуст, странно поблескивали темные полированные стены. На
другом конце чернели три арки. Большего заметить никто не успел.
– Пока хватит, - проговорил Гэндальф. - В таких залах обычно
бывали окна, врезанные в склоны горы, этакие световые шахты, но снаружи - ночь,
до утра ничего не определишь. Если я не ошибаюсь, утром увидим свет. Я
предлагаю передохнуть. Большая часть пути уже позади.
Заночевать решили в углу зала, где поменьше досаждали
сквозняки. Ветерок тянул из восточной галереи. Когда все улеглись, вплотную
подступили темнота и тишина, особая подземная темнота и глухая ватная тишина.
Чувство одиночества, затерянности в этих бесконечных печальных залах,
переходах, лестницах охватило хоббитов. Смутно-страшные легенды о Мории,
когда-то слышанные на родине, оказались на поверку игрушечными по сравнению с
молчаливыми подземными пространствами, хранящими и ужасы, и чудеса настоящие.
– Ну и толпища гномов, должно быть, потрудилась здесь
когда-то, - прошептал Сэм. - И каждый хлопотал, как барсук, и хлопотал лет
пятьсот, если не больше. Ведь скала же! Она же твердая! А зачем? Неужто можно
жить в этих темных норах?
– Это не норы, - подал голос Гимли. - Это - великое царство
и сердце подземного мира. В те времена темноты не было. Свет, великолепие - вот
воспоминания о Мории, оставшиеся в песнях.
Внезапно гном встал и глубоким голосом, мгновенно породившим
эхо под сводами, запел.
Был юным мир в тиши времен,
Был лик луны не затенен,
Когда, в величии благом,
Явился Дарин, Первый Гном.
Средь безымянных гор и рек
Бродя один, он их нарек;
Он устремил пытливый взор
В глубины девственных озер,
Где звезды вспыхнули светло,
Короной увенчав чело.
Был светел мир в тиши времен;
Могучи были Нарготронд
И Гондолин, чьи короли
Еще в пучину не ушли.
Был ласков гром, был ветер мил -
В День Дарина был светел мир.
Резной престол его стоял
В чертогах скальных; тронный зал
Венчал златой чеканный свод;
Сплетенья рун хранили вход;
Сиянье Солнца, блеск Луны,
В кристальный свет воплощены,
Не омрачались никогда
В благословенные года.
Там гулкий молот бил в металл
И искр алмазный рой взметал;
Резец искусный в недрах скал
Узор но камню высекал;
Чертог мерцающий хранил
Опал, и жемчуг, и берилл,
И в ночь дышал кузнечный мех,
