— Ваша честь, вы насмехаетесь надо мной?
— Здесь вопросы задаю я, — сдержанно сказал судья. — Отвечай!
Вдова Лу презрительно передернула плечами, но тут же ее лицо исказилось от боли, и, глотнув воздуху, она просто ответила:
— Да, мой отец в детстве прозвал меня Котенком.
Судья кивнул.
— Называл ли тебя так твой покойный муж?
В глазах вдовы сверкнул огонек.
— Нет! — воскликнула она.
— Надевала ли ты когда-нибудь черные одежды, какие носят татары?
— Ваша честь, вы оскорбляете меня! Разве пристало честной женщине переодеваться в мужское платье?
— Однако среди твоих вещей нашли татарский кафтан, — сказал судья и заметил, как напряглась вдова при этих словах.
— Ваша честь, — после небольшой паузы заговорила она, — у меня дома действительно хранился татарский кафтан. Когда-то давно его оставил у меня мой двоюродный брат, который жил у варваров.
— Сейчас тебя снова отведут в тюрьму, — сказал судья, — но позднее я вызову тебя на допрос.
Вдову увели. Судья зачитал новое постановление, изменяющее существующий закон о наследовании. Пока он читал, в зал прибывал народ: люди как-то узнали, что в суде снова допрашивают вдову Лу, и пришли послушать.
Староста приставов провел в первый ряд троих юношей, дрожащих от страха перед приставами и судьей.
— Не бойтесь, — мягко успокоил их судья. — Вы просто постоите здесь и посмотрите на человека, которого приведут на допрос. А потом скажете, видели ли вы этого человека раньше, и если да, то где и когда.
В зал снова ввели вдову Лу, которую успели переодеть в черный татарский кафтан.
Мелкими шажками прошла вдова к судейской скамье; она плавным жестом расстегнула кафтан, полуобнажив шею и грудь, и повернулась лицом к залу. Она улыбалась и поигрывала нижней пуговицей кафтана. Судья должен был признать, что Лу великолепная актриса.
Староста приставов подвел к судейской скамье троих молодых людей.
— Узнаешь эту женщину? — спросил судья Ди у старшего из них. Тот смотрел на вдову с нескрываемым восхищением, а она отвечала ему кокетливым взглядом из-под опущенных ресниц.
— Нет, ваша честь, я ее не узнаю, — наконец ответил он, с трудом переводя взгляд на судью.
— Не ее ли ты видел около бани в день, когда убили Лань Дао-гуя?
— Что вы, ваша честь, — улыбнулся юноша, — там был мужчина!
Судья Ди перевел взгляд со старшего юноши на его товарищей, но и они отрицательно покачали головой, не отрывая глаз от вдовы Лу. Судья тяжело вздохнул и велел старосте увести троих молодых людей.
Как только они вышли, лицо вдовы немедленно изменилось. Она больше не улыбалась и не опускала глаза, — она смотрела прямо перед собой, холодно и недоброжелательно.
— Могу ли я теперь узнать, для чего был нужен этот спектакль? — осведомилась она. — Неужели закон предписывает, что избитую до крови женщину должно переодеть в мужской наряд и выставить на посмешище?
Глава девятнадцатая
Строптивая вдова выводит из себя судью; неожиданное превращение бумажной фигурки
Несмотря на то, что вдову Лу не опознали, судья Ди был убежден, что отравила Ланя именно она.
— Суд требует, чтобы ты рассказала о своей связи с борцом Лань Дао-гуем, — сказал он.
Вдова подалась вперед и закричала на весь зал:
— Можете терзать меня как хотите, мне все равно, что случится со мной! Но не трогайте его! Своими подозрениями вы оскорбляете его светлую память, и я отказываюсь в этом участвовать!
В толпе послышались возгласы одобрения.
— Тишина в зале! — закричал судья, ударив молоточком по столу. — Женщина, я задал тебе вопрос. Отвечай!
— Я отказываюсь отвечать! — с вызовом крикнула вдова. — Делайте со мной что хотите, но оставьте в покое память Ланя!
С трудом сдерживая клокотавший в нем гнев, судья Ди сказал:
— Это оскорбление в адрес суда. — Вспомнив предостережение госпожи Го, он добавил: — Эта женщина получит двадцать ударов плетью по ногам.
Зрители возмущенно зашептались. Раздались голоса: «Лучше ищите настоящего убийцу!», кто-то прокричал: «Позор!»
— Тишина в зале! — возгласил судья. — Суду стало известно, что Лань Дао-гуй сам обвинил эту женщину в убийстве!
Все замолчали. Тишину прорезал визг вдовы Лу, — староста бросил ее на пол, стащил шаровары и тут же прикрыл ее наготу куском ткани, поскольку закон не позволял обнажать плоть даже во время порки. Двое приставов держали вдову за руки и за ноги, и начальник взмахнул плетью.
Вдова корчилась на полу и визжала, как дикий зверь; после десятого удара судья дал старосте знак остановиться.
— Отвечай на мой вопрос, женщина, — холодно приказал он.
Вдова подняла голову от пола. Она не могла говорить и беззвучно шевелила губами; наконец она слабым голосом произнесла: «Ни за что».
Судья пожал плечами. Снова взвилась плетка, и на ткани, покрывавшей ноги вдовы, проступила кровь. Староста ударил ее еще десять раз, и после последнего удара перевернул на спину и попытался привести в чувство.
— Вызови второго свидетеля, — распорядился судья.
К скамье подвели выбритого налысо молодого человека в скромном коричневом платье.
— Назови свое имя и звание, — сказал ему судья.
— С вашего позволения, — ответил тот, — мое имя Мэй Чжэн. Последние четыре года я был учеником и помощником господина Лань Дао-гуя. Я борец, нахожусь на седьмой ступени обучения.
— Мэй Чжэн, расскажи, что ты видел и слышал вечером три недели назад, когда твой хозяин разговаривал с женщиной.
— В тот вечер я, как обычно, попрощался с хозяином после вечерней тренировки и ушел. Но на пути домой я вдруг вспомнил, что забыл у него в доме железный мяч, и вернулся за ним, поскольку мяч мне бывает нужен для утренней зарядки. Когда я подошел к дому, я увидел, что к хозяину кто-то пришел, — он закрыл дверь за гостем. Я не рассмотрел, кто это был, и увидел только кусок черной одежды. Поскольку я знал всех друзей моего хозяина, я решил, что не побеспокою его, если войду. А в доме я услышал женский голос.
— Что говорила женщина?
— Они разговаривали в комнате, и до меня доносились только отдельные слова. Кажется, женщина была сердита на него за то, что он к ней не приходил… что-то в этом роде. Потом заговорил хозяин, и я ясно расслышал слово «котенок». Я понял, что это все меня не касается, забрал мяч и вышел.
Судья кивнул, и писец зачитал вслух запись показаний Мэй Чжэна. Тот заверил документ отпечатком большого пальца, и судья Ди отпустил его.
