— Ваше молчание говорит само за себя. Теперь я более чем уверена в ее причастности к этому преступлению, и она за это заплатит.
Переглянувшись, Беатрис и Амалия вдвоем взялись за кинжал и, приставив его к сердцу отца Парехаса, стали медленно вонзать его в грудь священника, чувствуя, как дергаются его мышцы, как горячая кровь течет по их рукам, как кинжал входит в сердце. Они вонзили кинжал поглубже и держали его так, пока сердце их жертвы не перестало биться.
Отец Парехас умер, изрыгнув изо рта смешанную с пузырьками воздуха кровь и успев в последнее мгновение мысленно попросить у Господа, чтобы тот принял его в Царствие Свое.
Беатрис опустилась на колени, подняла руки вверх и стала смотреть в какую-то точку в пространстве. Амалия сделала то же самое.
— Мама, я только что отомстила за твою смерть. Отец, я отдала тебе жизнь этого человека как плату за его донос на тебя. Властелин тьмы, твоя воля была исполнена, и это заставляет наши сердца ликовать. Родители мои, вашей памяти я посвящу новую жертву — я убью Фаустину. Она была соучастницей преступления, совершенного против вас, и я не могу допустить, чтобы зло оставалось в ней. Я освобожу ее от этого зла при помощи святого Варфоломея.
Чтобы избавиться от трупа, Беатрис и Амалия затолкали его — правда с большим трудом — в бочку подходящих размеров, которую они обнаружили неподалеку и в которой уже почти не осталось вина.
Они решили, что на следующее утро Амалия, сославшись на то, что вино в этой бочке превратилось в уксус, попросит двух-трех слуг вывезти на повозке бочку из дворца и выбросить ее в каком-нибудь глухом месте в реку Мансанарес.
Они принесли побольше тряпок и воды и смыли в помещении все следы крови, какие только смогли заметить, а также стерли кресты, которые нарисовали кровью священника на своей коже. Сложив затем окровавленные тряпки и вообще все, что хоть чем-то напоминало об этом кровавом событии, в бочку с трупом, они тщательно ее закрыли.
— Я очень горжусь тобой, Амалия. Когда ты что-то делала своими руками, мне казалось, что это мои руки, а когда твои глаза заглядывали ему в душу, я видела там все, словно смотрела своими глазами. Нам удалось избавить мир от этого презренного создания. Ну, и как ты себя чувствуешь?
— Я все никак не могу позабыть о страданиях, которые причинил вам мой отец. Я вам многим обязана, и поэтому все, что я только что сделала, я могла бы повторить еще сотню раз, если бы вы меня об этом попросили. — Она ласково погладила лоб Беатрис, смахнув с него кусочек засохшей крови. — Однако должна признать, что если поначалу я просто вам подчинялась, то вскоре желание вам помочь уже не было моим единственным мотивом. Мне понравился этот красивый и благородный ритуал мести — такой продуманный и такой завершенный. Надо сказать, он доставил мне удовольствие. Я сделаю все, что вы пожелаете.
— Твои слова меня радуют. Ты ведь помнишь ту картину, которую я рисую уже довольно долгое время, помнишь?
— Мученическая смерть святой Юстины, похожая на смерть вашей матери, — сказала Амалия.
— Я хочу снова пережить это, Амалия. Завтра мы нанесем визит Фаустине. Из всех виновных в смерти моей матери я поквиталась пока только со знатью в лице графини де Вальмохады — за ее поддержку гонений на масонов, что привело к гибели моего отца, — и с Церковью, приложившей руку к появлению указа о запрещении масонства, — в лице Парехаса, донесшего на моего отца.
Сделав паузу, Беатрис продолжила:
— Теперь мне необходимо нарисовать еще одно лицо, которое будет символизировать причастность к этому преступлению органов власти, правительства, де ла Энсенады. И этим лицом должна стать Фаустина — моя ненастоящая мать, которая появилась у меня после того несчастья и которая, в чем я сегодня окончательно убедилась, натолкнула Парехаса на мысль донести на моего отца. Я хорошо помню, что она была в ту ночь рядом с де Сомодевильей. — Беатрис сделала руками движение, как будто вонзает себе в сердце кинжал. — Она умрет точно так же, как и моя мать, — и как умерла святая Юстина.
— Мы надеялись, что арест и смерть масонов и арест цыган поставит точку в серии ужасных убийств, но, к сожалению, новое убийство показывает, что мы ошибались.
Тревелес с изумлением разглядывал содержимое винной бочки, найденной на излучине реки Мансанарес. Рядом с ним стояла Мария Эмилия; они совершали вдвоем свою обычную прогулку по району Прадо-де-лос-Реколетос, когда прибежавший посыльный сообщил Тревелесу о жуткой находке.
— Томас Берри арестован уже несколько дней назад, — алькальд внимательно посмотрел на труп, — а с момента смерти этого человека, судя по состоянию трупа, прошло не более суток.
Тревелес приказал троим своим подчиненным вытащить тело убитого из бочки. Они стали осторожно тянуть труп за руки, пытаясь высвободить его из деревянной емкости. Однако труп, находясь в воде, разбух так, что вытащить его из бочки оказалось непросто.
Наконец после долгих попыток из бочки появилось тело мужчины, покрытое множеством ран, самая большая из которых находилась на уровне сердца. Лицо трупа было настолько грязным и распухшим, что опознание могло превратиться в очень тяжелую задачу, хотя лицо убитого и показалось Тревелесу знакомым.
— Не смотри на него, дорогая. Это жуткое зрелище!
Мария Эмилия не послушалась Хоакина и стала разглядывать раны на голове убитого.
— Хоакин, ты обратил внимание на его лоб и на то, как разрезаны его губы? Похоже, что ножом хотели нарисовать…
— Крест, — перебил ее Тревелес. — Точнее, перевернутый крест. Тот же самый символ, который был вырезан на руках графини де Вальмохады.
— Вернее, много крестов. Посмотри на его ноги, грудь и руки. Хотя из-за грязи трудно что-то разглядеть, мне кажется, что все его раны имеют одну и ту же форму.
Тревелес приказал стражнику принести ведро воды из реки.
Затем, взяв палку, он развернул руки трупа. На обеих ладонях убитого виднелись вырезанные кресты.
Мария Эмилия тут же вспомнила о своем разговоре с Беатрис на кладбище во время похорон графини де Вальмохады.
— Насколько я помню, я не рассказывала тебе об одном любопытном разговоре, который не так давно состоялся у меня с Беатрис. Я думала, что после ареста масонов весь этот ужас уже закончился и тот разговор теперь не имеет никакого значения, однако после случившегося…
— Что ты имеешь в виду?
Стражник начал поливать труп речной водой, и стали видны новые крестообразные порезы.
— Ты слышал что-нибудь о кресте святого Варфоломея?
— Нет. А какое отношение он имеет к Беатрис?
— Насколько я знаю, апостола Варфоломея распяли головой вниз и содрали с него кожу. Беатрис рассказала мне об этом еще тогда, когда мы пытались понять значение крестов, вырезанных на ладонях графини де Вальмохады. По-моему, она прочла в какой-то книге, что на заре существования христианства некоторые христиане вырезали себе на ладонях такие вот кресты. Они для них были словно талисманы, потому что люди верили, что этот крест защищает от происков дьявола.
