Кинг замолк, судорожно хватая ртом воздух. У меня тоже перехватило дыхание.
— Вы сказали: „Мертвая голова“? — переспросил Сталин. — У Гитлера есть элитные подразделения „Мертвая голова“. Это как-то связано с вашей теорией?
— Несомненно. Позвольте мне кое-что показать вам…
Резкая боль в правом ухе опрокинула меня навзничь.
Перстень выпал из разжавшейся ладони. Надо мной склонилось круглое одутловатое лицо. Плоские очки на мясистом носу отсвечивали закатным пламенем. Пухлые лиловые губы кривились, словно человек держал пальцами жабу. Левой рукой он поднял с пола перстень и, продолжая терзать меня, посмотрел сквозь камень на тонущее солнце.
— Камень, конечно, фальшивка… — он опустил перстень в карман галифе.
Распахнув дверь в кабинет Сталина, продолжая удерживать меня за ухо и подталкивая коленом, он повел меня в кабинет.
— Полюбуйтесь, этот бачо подслушивал под дверью! — повернувшись к Вольфу, он бросил: — Ваш?
— Это мой сын. Он помогает мне во время выступлений.
— Отпусти его, Лаврентий, — сказал Сталин, — мальчишка глух, как пень.
Усмехнувшись, мучитель выпустил мое ухо и брезгливо вытер пальцы платком. Я уже знал о заговоре „десятилетних“. Мой возраст был вполне зрелым для „врага народа“, и в ту минуту я и Кинг были на волосок от очень больших неприятностей.
— Все готово, вас ждут, — вальяжно напомнил Лаврентий.
— Пусть подождут. Распорядись, чтобы поставили кресло для меня, — ответил Сталин.
Мягко переставляя ноги в блестящих сапогах, мой мучитель вышел за дверь.
Вольф осторожно вынул трость из моих рук, взглядом приказывая мне выйти.
От ужаса и нервного напряжения я перестал соображать и уже без всяких предосторожностей вновь прильнул к глазку двери.
— Товарищ Сталин, я обладаю неким сокровищем… Оно могло бы служить вашей стране, простите, нашей стране. Когда я впервые увидел красные звезды на шпилях Кремля, я вспомнил легенду о башне Шамбалы, украшенной кристаллом Чантамани. От кремлевских стен должен исходить тот же свет — свет истины и справедливости…
Произошла заминка. Сталин настороженно взглянул на Вольфа. В замочную скважину было видно, как, спрятав трость за спину, Кинг раскрыл тайник и попытался нащупать перстень. Его лицо было скрыто от меня, но Сталин внезапно спросил:
— Вам плохо, товарищ Кинг?
— Нет-нет, все в порядке.
— Вы говорите о пользе, которую ваше искусство может принести трудящимся?
— Да-да конечно… Гипнозом может овладеть каждый, — потерянно произнес Вольф.
— Каждый? — насмешливо усомнился Сталин.
Вольф смутился. Справившись с собой, он продолжил уже более осторожно:
— Профессор Павлов связывает явление гипноза с подкоркой, памятью предков, но он прав только отчасти. Этот канал еще не начал работать в полную силу, но я полагаю, что лет через сто все человечество сделает шаг к всеведению и интуиции. Этот шаг с неизбежностью уничтожит перегородки и запреты, уничтожит монополию на знание и власть. Огненный разум осветит самые дальние уголки Вселенной.
— Да, разум — самое дорогое, что есть у человека. И вы, наверное, уже убедились, сколь неразумно расходуют его силу враги Советской Власти. Мне иногда хочется, чтобы это были не враги, а дураки! Дураки! Но они не дураки и прекрасно понимают, что делают! — с раздражением выговаривал Сталин.
— На всякий случай я завещал содержимое моего черепа институту Мозга, его московскому отделению, и надеюсь на скорый прогресс науки в этой области. А если мне будет суждено разбрызгать свой „драгоценный килограмм“ раньше времени, я приму и это, — тихо добавил Вольф, глядя в пол.
Сталин усмехнулся, ему понравилась покорность циркача-иностранца справедливым законам его державы:
— Вы смелый человек, товарищ Кинг. Не рискуйте самым дорогим, что у вас есть… А вы могли бы, к примеру, сейчас прочесть мои мысли?
Вольф побледнел и даже немного отшатнулся от Сталина.
— Нет, — выдавил он, — ваши мысли мне недоступны.
Позднее, перебирая в памяти подробности той беседы в Кремле, я убедился, что мой учитель успевал считывать мысли Сталина и вести разговор в неопасном для себя русле. Этот поединок двух гипнотизеров, из которых один играл в поддавки, мог бы стать вершиной этого жанра.
— Я слышал, что на ваших сеансах исчезают люди и предметы. А сделать невидимый самолет, танк или автомобиль, это возможно? — с едва сдерживаемым азартом спросил Сталин.
— Теоретически да, ибо человек видит то, что хочет видеть. Однако для эксперимента такого масштаба понадобятся усилия хорошо подготовленных людей, целой лаборатории!
— А если мы поручим вам такую лабораторию, подберем помощников?
— Нет-нет, товарищ Сталин. Я не готов к такому назначению.
— Ну что ж, благодарю вас, Кинг. А знаете, наши конструкторы уже создали невидимый самолет! — Сталин щурился от удовольствия, точно выиграл у Кинга партию в шахматы.
Сталин сделал странный жест согнутой и поднятой до плеча кистью руки, словно благословляя и отпуская Вольфа. Со стороны это было похоже на пионерский салют или на жест священника. Потом он нажал на кнопку вызова охраны.
На лестнице Кинг грозно взглянул на меня и прочитал в моих глазах все происшествие с перстнем.
— Не бойся. Я верну перстень, — пробормотал он у дверей кремлевской столовой, — но я уже никогда не смогу передать его Верховному…»
* * *
Я убрал рукопись и погасил свет. Было ощущение, что изнутри лба бодается упрямый бычок.
Воспоминания Тайбеле открывали одну из наиболее закрытых страниц в истории сталинизма, его магическую сторону. И оправленный в золото кристалл, мерцающий на моей руке, был связан с тайной магического социализма; империи странных символов и тайных знаков, никогда так и не озвученного культа Новой Атлантиды, избранницы Бога, отмеченной кровавыми стигматами алых звезд. Иллюзионист Вольф Кинг хотел передать «кристалл воли» из рук в руки по закону древних магов, но сама судьба воспротивилась этому. Внезапно я замерз. Ледяной холод полз по руке вверх, словно камень жадно вытягивал мое тепло. Постепенно он нагрелся и стал излучать ровный жар.
Глава 5
Между тигром и драконом
Но вино, чем слаще, тем хмельнее,
Дама, чем красивей, тем лукавей.
Н. Гумилев
По коридору раздавались шаги, звучали приглушенные голоса: проводник вел позднего пассажира. Зеркальная дверь плавно ушла в стену, и на пороге возник романтический женский силуэт в стиле Лотрека. Следом за изящной дамой проводник внес небольшой чемоданчик.
Снаружи светил фонарь, и купе было ярко-полосатым от опущенного жалюзи. Поезд пошел, набирая скорость. Полоски света от жалюзи замелькали быстрее. Женщина быстро разложила постель, расстегнула и сняла курточку, через голову стянула свитер… Японцы, самая неромантичная нация, утверждают, что женщины бывают красивы в трех случаях: в ночной темноте, если смотреть на них издалека и когда они прячутся под бумажным зонтиком, намекая, что все зависит от освещения. Станционные огни и ленты «бонзайки» окрасили ее поджарую наготу пляшущими тигровыми полосами. Ночная тигрица! В «Дао любви», китайской разновидности любовной грамоты, которой я по молодости лет интересовался, свидание сравнивается с «игрой дракона и тигрицы». В ее холеном теле ощущалась сила и породистая нервозность.
