Прочитав завещание до конца, владыка Валерий закрыл глаза, пальцы его тряслись.
— Что с вами, Ваше Преосвященство? Вам плохо? — всполошился отец Нектарий.
Пошатнувшись, владыка выронил лестовку на подставку с созвездием горящих свечей. Изъеденный временем пергамент скорчился, пошел скорым тлением.
— Боже Правый! — в отчаянии вскрикнул настоятель. Обжигая руки, он попытался выхватить из огня остатки свитка. Подрясник его задымился, и он все же сумел достать обгорелый лепесток, но в его ладонях пергамент хрустнул от внутреннего жара и рассыпался. На пальцах осталась шелковистая седая пыльца.
— Что вы наделали? Вы сожгли завещание! — Отец Нектарий протянул владыке обожженные ладони.
Держась за стены, владыка едва дошел до кресла.
— Это случайность, — болезненно морщась и растирая сердце, ответил он. — Внезапный приступ… Со мной это бывает. Но я все запомнил и смогу восстановить текст.
— Не всякий текст можно восстановить, и не всякий дано уничтожить… — покачал головой отец Нектарий.
Его всегдашние слезы иссякли. Он был похож на воеводу, готового бросить в бой свой последний полк.
— Выслушайте, владыка. История Свято-Покровской обители насчитывает семь почивших старцев-схимников, начиная со Святого Досифея. Все они были связны единой порукой, и, умирая, старец передавал следующему некий завет. Каждый из старцев сажал на склоне холма кедровое дерево в том месте, которое ему по молитве открывал Господь. Самый первый кедр посадил старец Досифей. Кедры живут тысячу лет, и этот кедр еще жив. Восьмой кедр должен высадить наш схимонах Феодор. В монастырской летописи сохранилось пророчество юродивого Никиты, что восьмой старец снимет печать с кладезя…
«Восьмой, восьмой», — владыка Валерий вспоминал церковную гематрию, науку священных чисел, в которой он был весьма сведущ. — «Восемь — число женское, число самой Богородицы, именно ее восьмиконечная звезда считается символом Руси. По церковному преданию, Мир и Творение переживают свой седьмой день, поэтому число „восемь“ имеет значение будущего века. Восьмиконечная звезда символизирует грядущее царствие Спасителя, Неопалимую Купину и звезду Волхвов, что вела персидских царей к колыбели Христа…»
Владыка не был романтиком, но все же и он верил в счастливые перемены и даже внезапное чудо, когда за седьмым днем недели наступит не новый понедельник (что есть лишь дурная бесконечность), а пробьет воистину новый восьмой день, и мир вступит в пору преображения.
— Так что схимник? — переспросил владыка.
— Старец ушел в затвор после бойни у Белого дома в девяносто третьем и с тех пор не покидает кельи.
— На его месте я поступил бы так же.
— Теперь отец Феодор просит найти молодой кедр!
— Всего-то… А дальше?
— Когда будет высажено последнее восьмое дерево, можно будет прочесть некий знак или слово, а может быть и имя. Наш садовник уже выбрал деревце.
— Это Богованя-то? Странная личность. Таким в монастыре не место, а ты его опекаешь.
— Богованя — здесь уже без малого шестьдесят лет… столько же, сколько и отец Феодор.
— За столько лет постриг принять не удосужился. Ну да ладно… Чего ты хочешь? Угрожаешь ты мне, что ли, этим знаком? С чего это ты вздумал читать мне энциклики? — нахмурился владыка.
Будучи в гневе, он привычно переходил на «ты».
— Госпожа Плотникова…
— Плотникова? При чем тут она?
— …Она получила ваше благословение на вырубку части леса по склону холма, как раз там, где высажены кедры.
— Этот участок нужен для постройки второй очереди завода. Средства от продажи воды пойдут на восстановление епархии, на помощь сиротам и беднякам!
— Владыка, если исчезнет хотя бы одно дерево, то заповедный знак не будет прочитан. Нужно срочно остановить деятельность Плотниковой на землях монастыря.
— Я подумаю над этим, — пообещал владыка.
Тит принес большой электрический самовар и блюдо с золотистыми калачами.
— Надобно подкрепиться, и в путь! — скомандовал владыка.
Отец Нектарий осторожно снял со стола Сион, намереваясь унести его в покои. Внутри серебряной шкатулки предательски звякнул металл.
— Вот как, мы еще не все достали? — Владыка вынул из ковчега большой кованый ключ. — Что это такое?
— Это ключ… От решетки в подвале, — обреченно прошептал отец Нектарий.
— Пусть пока хранится у меня. — Владыка посмотрел на часы. — Первый час ночи. Пора, батюшка, пора…
Поздней ночью владыка и настоятель в сопровождении Тита спустились в подземелье. Звук шагов многократно дробился под сводами подвала, и даже скрип песчинок под подошвами обрастал зычным эхом.
— У католиков есть храмы, где эхо играет по двенадцать раз, — заметил владыка.
— Похоже, к этим подвалам когда-то приложило руку братство каменотесов, — добавил отец Нектарий. — Работая в монастырском подземелье, мастер Брандт мог вызнать и тайну монастыря. Хорошо, если он был только лютеранином, а не масоном.
Тит светил мощным фонарем, и святые отцы быстро миновали коридоры, где уже были днем, и вскоре вышли к подземному кладбищу.
Тит отодвинул заслонку: ниша склепа была пуста.
Владыка Валерий пошатнулся. В ушах, не умолкая, бил колокол, в висках шумел кровяной прибой. Не веря своим глазам, владыка фонарем обшарил склеп и подземелье. Встав на четвереньки, Тит по-собачьи обнюхал пол и поднял светлую каплю с обрывком цепочки — серебряный амулет: рогатый ромбик о восьми концах. Этот же знак «рыбы» был нацарапан на стене рядом с решеткой.
Глава 11
«Рашен экзотик»
Плоть человека — свиток, на котором
Отмечены все даты бытия.
М. Волошин
Едва сознание вернулось, Севергин оперся о стену и неловко сел. Ощупал голову: на пальцах осталось теплое, липкое. Удар пришелся вскользь по затылку и немного рассадил кожу. В висках гудело и потрескивало, как при легкой контузии. Подсвеченный циферблат часов показывал пятый час. Робкий свет сочился сквозь жерло лаза, оттуда веял свежий ветерок, и это настойчивое прохладное дуновение в конце концов и вернуло его к жизни. Кто нанес ему удар: случайный камень, вывалившийся из сгнившей крепи, или тот, кого он выслеживал в катакомбах? Кто оттащил его по штольне к выходу, до которого он бы нескоро добрался? Даже фонарик, выпавший из его рук в момент удара, теперь был аккуратно пристегнут к поясу. Потирая отбитый бок, Егор двинулся к выходу из пещер. С холма спустился к Забыти, умылся и привел себя в порядок.
Ранним утром он был в Сосенцах. Из вестибюля гостиницы позвонил Квиту.
