— О, Мадонна! — вырвалось у Квита.
— Отставить! Твоего гонорара хватит на то, чтобы приобрести домик на Майорке для тихой обеспеченной старости. Я жду ответа!
— Мадам, даже если я никогда не стану майором, домик на Майорке будет служить мне утешением, ибо сказано: «Где богатство ваше, там будет и среде ваше».
Ангелина поморщилась:
— Ладно, эрудит, если справишься, возьму к себе.
Квит быстро прикидывал выгоды, в его голове с треском крутился арифмометр и щелкали костяные счеты, подводя итог его вычислениям. После неудачного захвата офиса благотворительницы он разочаровался в идее справедливости и теперь стоял, как витязь на перепутье, выбирая нового хозяина. Наконец, цилиндры арифмометра в его голове, звякнув в последний раз, остановились. В глазах Квита пробежала строка бесконечных нулей, и в мозгу блеснула мысль: «Соглашайся!»
— Я согласен, госпожа…
— Продажная шкура! — ласково сказала Геля и погладила его по влажным кудрям, — а мне, дружок, нужны лично преданные люди.
— Я готов предаться вам лично. — Квит подобострастно поцеловал ручку благодетельницы, прикидывая свой следующий бросок.
Тренированное воображение уже рисовало декорации следующего акта: лазурный берег, жгучее небо Александрии или кудрявые пальмы Антильских островов, но действующие лица этой драмы уже назначены. Он — породистый, загорелый, похожий на смуглого принца с хищной улыбкой на тонких, извилистых губах. Она — пресыщенная дамочка бальзаковского возраста, в белой шляпе и белом купальнике с развевающимся парео на тугих, загорелых бедрах. О, это будет всего лишь несчастный случай: купающейся миллионерше встретилась голодная рыба-пила, а может быть, соскучившийся осьминог задушил ее в своих объятиях. Уголок газетной хроники в разделе курортных происшествий и следом — полное забвение. В битве жизни побеждает хитрейший. Терпение — вот признак истинного лидера.
Квит окончательно распустил и сбросил гароту. Взвинченные нервы требовали разрядки, к тому же его отношения с хозяйкой особняка зрели с водевильной быстротой.
— Поправь шнурок там, на спине, а то режет, — томно попросила Ангелина. — Нет, еще ниже…
И Квит принялся терпеливо развязывать кожаные тесемки на теле хозяйки. Черный корсаж из блестящей кожи обливал гуттаперчевые силиконовые мячики. Талия была стиснута шнуровкой, и Квит неуверенно потянул за ремешок, подсознательно ожидая подвоха: может быть, шума спускаемого бачка, может быть, оплеухи со стороны хозяйки.
Но Геля сама была рада сбросить черную сбрую. Тело у нее было прохладное и шероховатое, как шляпка гриба, и Квит долго не мог воодушевиться.
— Признайся, ты хотел меня? Хотел? — страстно мяукнула Геля.
Квит шипел от хищного сладострастия. Все же он считал себя рыцарем и с дамами обходился вежливо, но духи Донны Бес вызывали у него почти аллергию, да и предстоящая игра в «ведьму и инквизитора» мало радовала его.
На следующее утро Квит аккуратно вскрыл файлы местных силовиков и выудил списки зачинщиков городского беспорядка. Многое поставлено на карту, чтобы пренебрегать предложением этой кошки в сапогах, которая легко может сделать его маркизом Карабасом.
Глава 35
Час между волком и собакой
Созидающий башню — сорвется.
Будет страшен стремительный лёт…
Н. Гумилев
«Не женитесь на „Зимней вишне“, если не хотите утонуть в сиропе», — катая языком вишневую косточку, философствовал Квит. Упругая сочная вишенка попалась ему в бокале приторного шерри-бренди, которым он запил кусок миндального торта, съеденного прямо в постели.
— Чему ты улыбаешься, милый? — пропела Геля, успевая следить за Борисом сквозь сощуренные ресницы.
— Тебе, моя прелесть, тебе!
Полыхало китайское общежитие, в городе взрывались витрины и шмякали под подошвами перезрелые овощи с опрокинутых лотков. Гранатовый сок мешался с кровью, и «скорые» не успевали доставлять в больницу жертв локальных стычек. На площади уже который день шумело народное вече, и лишь накануне праздника людей удалось отправить по домам силой конных нарядов милиции и водометами.
Но все тревоги и неурядицы оставались за порогом роскошной спальни. Гигантская кровать из литого золота на львиных лапах с массивными крыльями на спинке занимала ее почти целиком. С потолка смотрели розовые, налитые Амурчики и фривольные нимфы. Квит потянулся на постели и, подмигнув пухлому амуру, как сметливому подельнику, выстрелил в него вишневой косточкой.
Геля, лежа на животе, озадаченно щелкала клавишами ноутбука. Назавтра было назначено открытие «Родника», и Геля подводила последние итоги.
— Может быть, отложить открытие, Ангелок? Посмотри, что в городе творится…
— Нет-нет, — озабоченно ворковала Ангелина. — Ни в коем случае нельзя переносить открытие. Писаки раздуют зверский скандал. Меня беспокоит другое…
— Что беспокоит, моя киска?
— Этот бестия Валерий… Похоже, у него в подвале под монастырем есть вентиль, который перекрывает воду. Вода уходит и возвращается по его молитве, а этот старый греховодник заявляет, что якобы сотворил очередное чудо, доступное только ему. Квиточек, мне нужна твоя помощь.
— Всегда готов!
— Слушай, проникни в подземку под монастырем. Посмотри, что там делается, и доложи мне.
Через день Квит предоставил в распоряжение Плотниковой подробные карты подземелья, снятые по его небескорыстной просьбе военными картографами, и описал устройство «вентиля», обнаруженного на нижнем горизонте.
— Этот унитазный бачок нужно взорвать. Взорвать!!! — коротко приказала Плотникова. — Уничтожить! И пусть эта седая лиса покрутится. В вашей конторе наверняка есть взрывные шашки. Я бы и сама могла достать, но боюсь замараться. Если наслежу, тебе же придется расхлебывать.
— Уже не придется. Я подал рапорт об отставке. Меня волнует другое: взрыв такой силы могут услышать с поверхности.
— Тогда в полночь, под гром салютов!
— Есть! Yes-s-s! — Квит изобразил кулаком знак скорой и несомненной победы.
Глава 36
Табачный лейтенант
Зацвела на воле, в поле бирюза,
Да не смотрят в душу милые глаза.
И. Бунин
— Севергин, свидание! — буркнул в форточку конвоир.
Егор вздрогнул радостно: «Алена! Она простила его и пришла!»
Торопя медлительный конвой, он почти вбежал в комнату для свиданий. За пластиковым щитком ухмылялся Порохью.
— Вы мне звонили, не отпирайтесь! — блеснул золотыми коронками немец.
