Банки вынырнули из-под стола и торопливо залетали над стаканами. Счастливое бульканье наполнило избу незадавшейся вдовы.
– Ё-мое! Да там вода! – первым завопил Шафер, и все общество, возмущенно отплевываясь, подтвердило наличие в стаканах и рюмках родниковой воды.
– Это Погорелиха, змиева душа, напиток подменила, – сообщила какая-то всезнающая бабенка.
По-трезвому резвые мужики через пять минут приволокли на расправу известную всему поселку самогонщицу. Старушонка клялась и божилась, что чистый спирт и семьдесят килограммов сахара она добросовестно перегнала в наилучший первачок.
– Отставьте ее, это я сделал! – тихо сказал Макар.
– Так что ж ты творишь, антихрист проклятый, – напустилась на него Погорелиха.
– И впрямь антихрист!
– Святой Исусе воду в вино обратил, а этот совершил обратное превращение!
– Ах ты, бесова душа! – пошла на ветеринара соломенная вдова Александра.
– Сумел продукт испоганить, сумей и вернуть! – неистовствовал Шафер.
Но Макар только головой помотал:
– Моя воля обратного хода не имеет.
– Держи его и не выпускай, пока спирт не вернет! – Погорелиха неожиданно высоко подпрыгнула и сохлыми паучьими лапками вцепилась в волосы Макара.
Кто-то ненароком пустил носом Макарушке кровавую юшку, кто-то ударом под дых перешиб дыханье.
– Я прощаю вас, люди, ибо не ведаете, что творите, – шептал Макар.
Кто первый ударил Макара пустой бутылкой по голове, так и осталось невыясненным. Не видел бившего и Макар, белый свет померк в его очах, словно захлопнулась дверь в яркий, многоцветный мир, но в последнюю секунду вместо багрового, похожего на блин лица Шафера в гаснущую «рамку» влезла ощерившаяся морда дракона.
Били Макарушку долго, он уж и не чуял.
– Стой! Кажись, не дышит! – первой опомнилась Погорелиха.
Разгоряченная стая разом отступила от измятого, окровавленного Макара.
– Что делать-то? Ведь мы его того! Порешили то есть! – подивился содеянному Шафер.
– В лес его надо снести и там оставить, может, его медведь заест, – подсказал кто-то.
– Оно бы хорошо, а вдруг как не заест, он только третьего дни мясо трогает, – встряла старая ведьма Погорелиха.
– В озеро! В озеро его! Вроде как купался и утонул. Только раздеть надо!
– Скажешь! Утонул! Вон ведь как рожу-то попортили.
– Ничё, когда найдут, на ем уже ни кожи ни рожи не останется…
Белья на Макаре не оказалось, и при бабах его срамотить не постеснялись, голяком положили на жердины и поволокли к Светеню.
Над мрачной, бредущей в потемках процессией тревожно дрогнуло и ожило небо.
– Глянь-ка, поповский дом горит!
– Пожар до неба, ох, не к добру это!
Макара доволокли-таки до берега и, раскачав, бросили лицом вниз.
В то утро батюшка Арсений возвращался в Чертухинск на старой «Ниве». Еще вчера Ангел-хранитель доверительно шепнул ему на ухо, что его визит в резиденцию владыки может иметь необратимые последствия. Поэтому уже затемно он усадил матушку и троих малых чад в салон автомобиля и отвез к семинарскому другу, настоятелю московского храма отцу Иннокентию, чтобы немного подкормились и отдохнули на сытных столичных хлебах. Приход у Иннокентия был крепкий и доходный, и он с радостью принял новое попечительство.
Прощаясь с отцом, младшенький Гриша сунул родителю свою мальчишескую драгоценность – водяной пистолет, и для пущей сохранности батюшка убрал оружие в чемоданчик для треб.
Над полями всходило розовое спросонок солнце, в низинах колыхался густой утренний туман, и батюшка свернул с большака, чтобы скоротать путь полевой дорогой. Внезапно машина скакнула и завалилась передним колесом в ливневую промоину. Батюшка попробовал дать задний ход, но автомобиль неумолимо оползал в разверзающийся под ним провал. Отец Арсений выскочил из машины и успел выхватить из салона самое важное – старенький чемоданчик. Грунт просел с глухим подземным гулом, из-под ног побежали змеистые трещины. По осыпающимся кускам почвы отец Арсений сумел добежать до твердого края, и, только стоя на безопасном берегу, он оглянулся назад, и ноги его подкосились…
– Господи, грехи наши поколебали землю…
Он с ужасом заглянул в провал: на дне его лежали истлевшие человеческие кости и побуревшие черепа.
Стоя над разверстой братской могилой, отец Арсений шептал Символ Веры:
– Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…
В эту отчаянную, помрачающую ум минуту слово снова стало основанием всякого миропорядка.
– Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века! – шептал отец Арсений.
И вот ведь чудо! Кому-то уже удалось воскреснуть. Со стороны озера к батюшке уже бежал некий всемирно известный мертвец, а ныне воскресший дедушка Ленин. Он размахивал руками и что-то кричал. Он подбежал ближе и заговорил, задыхаясь и без всякого пафоса:
– Эй, уважаемый! Помогите! Там человек в воде лежит, одному не вытащить, у меня сердце слабое.
Окончательно сломленный отец Арсений покорно побрел за вождем мировой революции. «Говорит, сердце слабое, а сам такими делами ворочал!» – подумалось ему с давней обидой на внезапно воскресшего атеиста и гонителя Веры.
Вдвоем они дошли до озера. Ильич зашел по колено в воду и, раздвигая озерную воду широкими шагами, выбрался на мель. На песчаной гривке вблизи от берега ничком лежал какой-то человек, весь облепленный тиной и пиявками. Сняв тяжелые башмаки и подобрав подол рясы, отец Арсений помог донести до берега нагого, зверски избитого утопленника. Ленин по старинке прослушал его сердце, приложив ухо.
– Вроде жив еще! Только остыл очень, да еще эти кровопийцы, будь они неладны! – Он с треском оторвал от тела спасенного пиявку. – У меня тут шалашик неподалеку… – И Ильич робко предложил: – Может быть, туда перенесем?
Они кое-как доволокли умирающего до уютного убежища на берегу, где стоял шалашик, покрытый свежим сеном, и было оборудовано что-то вроде бивуака, дымил костерок и грелся на тагане чумазый чайник.
Спасенного освободили от гадов, отнесли на солнышко и растерли конечности крапивой для восстановления нормального кровообращения. В чемоданчике священника нашелся церковный саван, в него и завернули счастливо спасенного и только тогда под коростой побоев и саднящими кровоподтеками разглядели Макара.
Чертухинский ветеринар не сразу пришел в себя, и, даже выпив горячего травяного чая, он все еще не открывал глаз.
– Они не виноваты, – шептал он. – Ты прости их, Господи, ибо не ведают, что творят…
Автопортрет с драконом на коленях
Последняя запись в дневнике императрицы Александры Федоровны гласила: «Вы были правы, это Зеленый дракон».
