Крейсер "Отова"
Море. Окрестности Шанхая
Весло ли галеры средь мрака и льдин,
Иль винт рассекает море, —
У Волн, и у Времени голос один:
"Горе слабейшему, горе!"
Р. Киплинг
Когда "Отова" показалась из дельты, "Баян", находившийся в тридцати кабельтовых от места выхода, дал ход и стал ложиться на параллельный курс со сближением. Когда опасность повредить посторонние корабли огнём миновала, с "Баяна" хлопнул пристрелочный выстрел из шестидюймовки. Снаряд лёг недолётом в 2 кабельтова, но через несколько минут дистанция была нащупана, и русский крейсер загрохотал всем бортом. Японцы стали энергично отвечать, но преимущество русского крейсера было поистинне "раздавляющим": против двух восьмидюймовых пушек "Баяна" и пяти шестидюймовых в бортовом залпе "Отова" мог отвечать из двух шестидюймовых и трёх стодвадцатимиллиметровых. Первая кровь пролилась, конечно, на японском корабле: шестидюймовый снаряд попал в правое крыло мостика – были убиты штурман Коноэ и два матроса, ещё трое получили ранения.
Принято считать, что русские снаряды времён той войны были никуда не годны, действительно, они довольно часто не взрывались, зато японские фугасы давали при взрыве большое количество мелких осколков и поражали большое количество людей. Всё это так. Шимозные снаряды японцев взрывались очень эффектно, давая много огня и дыма, вызывая пожары, но… Если русский пироксилиновый снаряд всё же взрывался, то его взрыв, дававший крупные осколки убивал в среднем больше моряков противника, чем взрыв снаряда снаряжённого шимозой. Разница была приблизительно как между выстрелами картечью и дробью.
Следующим снарядом на "Отова" было уничтожено стодвадцатимиллиметровое орудие со всем расчётом. Ещё два снаряда не взорвавшись пробили один среднюю трубу, а другой прошил навылет оба борта в носу и взорвался над морем. Но японский крейсер был всё ещё вполне боеспособен и энергично отвечал на огонь русских. Однако первое же попадание восьмидюймового снаряда привело к трагической для японцев цепи событий. Этот снаряд тоже не взорвался, но он перебил трубу в которой были проложены все рулевые приводы. Крейсер потерял управление и его неудержимо покатило вправо, на русских.
— Фёдор Николаевич! Японец идёт на таран! — закричал в боевой рубке "Баяна" штурман.
— Вряд ли. Арима хоть и самурай, но не сумасшедший, чтобы с двадцати пяти кабельтовых пытаться протаранить неповреждённый крейсер. У них что-то с управлением. Воспользуемся. Беглый огонь всей артиллерией! Противоминной тоже!
Это называется анфиладным огнём. Противник бьёт по тебе всем бортом, когда ты обращён к нему носом или кормой. И при точности огня в плюс-минус пятьдесят метров по дальности (а именно она и была всегда главной проблемой артиллеристов) твой корабль всё равно получает попадания. Шквал смерти прошёл по палубе "Отовы".
Сначала шестидюймовый снаряд (опять без разрыва) проделал аккуратное отверстие в носу, в метре над ватерлинией, куда тут же начали захлёстывать волны, другой привёл в невосстановимое состояние носовую шестидюймовку, а восьмидюймовый фугас разорвался среди пушек на палубе правого борта вывядя из строя два орудия и более полутора десятков человек. От очередного попадания рухнула третья труба. На японском крейсере стали разгораться пожары.
В артиллерийском бою, особенно на море, существует понятие "обратная связь". Чем больше преимущество имеет один из противников, тем сильнее, при прочих равных, это преимущество будет нарастать. Если у тебя меньше пушек, то ты будешь наносить противнику меньший вред, чем он тебе, значит количество твоих пушек будет уменьшаться с течением времени сильнее, чем у врага, а значит относительная эффективность его огня будет возрастать, а твоего падать. Поединок "Отовы" и "Баяна" был яркой иллюстрацией этому правилу. "Баян" получил за всё время боя пока только три попадания, два снаряда из трёх разорвались на броневом поясе не причинив вреда крейсеру, а один, пробив небронированный борт в корме разрушил одну из офицерских кают.
А "Отове" приходилось несладко. Хоть она и развернулась ранее нестрелявшим левым бортом и могла отвечать из трёх стодвадцатимиллиметровых и одной шестидюймовой пушек, но падение скорости из за пробоины в носу и сбитой трубы было столь серьёзным, что "Баян" имел возможность постоянно держа японца под обстрелом пройти у него под кормой и ещё раз обработать продольным огнём, что конечно не добавило "здоровья" японскому крейсеру.
Соймонов видел, что японский крейсер уже в безнадёжном положении, артиллерия практически выбита и осталось совсем немного, чтобы доломать его до конца. Но ведь артиллерией это будут делать ещё ой как долго. Сколько можно быть фактически наблюдателем боя? Ну ведь японцы собирались нарушить международное право совершенно вопиющим образом! А мы должны соблюдать каждую дурацкую букву этого дурацкого закона? Да гори оно всё!
— Владимир Николаевич, родной! Давай самый полный! — прокричал мичман в машинное, — идём в атаку. Готовить минный аппарат к выстрелу!
"Сердитый" набирая ход стал уходить с внещнего рейда, юридической акватории порта Шанхай и нацеливался на японский крейсер.
"Ещё минут пять-десять и можно будет пускать мину. Только бы не подбили. Только бы попасть!"
Японцы заметили маневр миноносца и застучали выстрелами в его направлении. Всплески их снарядов ложились всё ближе.
"Только бы успеть! А там путь хоть топят!"
— Вашбродь! С "Баяна" сигналят: "Немедленно вернуться в порт. Не мешать стрелять"
— "Сорвалось!"— с обидой подумал мичман. — Право на борт! Вернуться на рейд.
— Фёдор Николаевич! "Сердитый" выходит в атаку на японца, — доложил Иванову мичман Шевелёв – Лихо!
— Что-о-о! — Взревел командир "Баяна". — Мальчишка! Всех японцев сам перетопить решил, что ли?! Немедленно вернуть его в порт! Получит он у меня потом!
Некогда изящный японский крейсер медленно, но верно превращался в пылающую развалину с трудом ковылявшую по волнам. Уже рухнула вторая труба, одна за другой замолкали пушки, вспыхивали всё новые пожары, ход упал до восьми узлов. Было понятно, что ещё полчаса такого откровенного избиения и "Отова" отправится на дно.
"Баян" прекратил огонь и на его мачте заполоскался флажный сигнал: "Восхищён вашим мужеством! Предлагаю сдаться или затопиться. В порт не пущу. В случае затопления гарантирую спасение людей"
Ответом был выстрел единственной уцелевшей стодвадцатимиллиметровой пушки. По иронии судьбы именно этот снаряд натворил на "Баяне" бед больше, чем все предыдущие: пробив фальшборт, он разорвался между двумя противоминными орудиями, выведя из строя одну из малокалиберных пушек и начисто выкосив оба расчета, причем один из них – прямо через проем, временно оставленный во вновь установленном каземате для подноски снарядов.
