Денетор встал и долго всматривался в бледное лицо,
обрамленное мягкими кудрями. Потом он приказал устроить ложе здесь же и уложить
на него Фарамира, а сам поднялся в верхнюю комнату Башни. Многие видели, что в
эту ночь в окнах ее долго мелькали бледные огни, потом погасли. Когда Денетор
спустился и сел у изголовья ложа, лицо его было столь же мертвенно-бледным, как
у раненого.
Вокруг Города сомкнулось кольцо осады. Раммас был разрушен,
и весь Пеленнор захвачен Врагом. Последними в Город вошли уцелевшие воины
северного гарнизона, охранявшие перевалы на анориенской дороге. Привел их
Ингольд, тот самый, который говорил с Гэндальфом и Пиппином всего пять дней
назад, когда еще светило солнце, а утро дарило надежду.
– Рохирримов все нет, - сказал он, - и теперь уже, наверное,
не будет. Если они и придут, нам это вряд ли поможет. Их опередит другое
войско. Говорят, оно уже переправляется через реку возле Андроса. Там тьма
мордорских орков и бессчетные рати людей. Таких мы еще не видели. Они
коренастые, бородатые, как гномы, и с топорами. Наверное, это восточные дикари.
Они захватили северную дорогу и вошли в Анориен. Теперь рохирримам не пройти.
Ворота были закрыты. Всю ночь караульные на стенах слушали
гул вражеских толп, бурлящих снаружи, видели горящие поля и деревни. В темноте
не понять было, сколько врагов перешли Реку, по поутру, когда мрак немного посерел,
подтвердились самые худшие опасения. Равнина была черна от марширующих отрядов
и повсюду, как поганые грибы, вырастали черные и багровые шатры.
Орки, словно муравьи, суетливо рыли щели, огромным кольцом
окружая Город на расстоянии полета стрелы. Готовые щели немедленно заполнялись
текучим огнем - питался он не иначе, как вражьими колдовскими кознями. Воины на
стенах могли только бессильно наблюдать за этими зловещими приготовлениями. Как
только отрывалась очередная щель, возле нее устанавливали катапульту. Защитники
ничем не могли помешать этой работе. Поначалу в Минас Тирите орочью суету не
принимали всерьез. Стены Города вздымались на огромную высоту. Их возводили в
давние времена, до того, как угасло древнее мастерство нуменорцев. Со стороны
равнины стены были неуязвимы ни для железа, ни для огня. Казалось, они будут
стоять, пока цела земля, держащая их.
– Да нет, - успокаивали себя люди, - даже Неназываемому не
войти в Город, пока мы живы, - и тут же спрашивали себя: - А сколько мы еще
продержимся? Ведь у него есть оружие, перед которым от начала мира пало много
крепостей. Это оружие - голод. Дороги перекрыты. Рохан не сможет нам помочь.
Но катапульты и не пытались сокрушить непобедимые стены.
План нападения на Город разрабатывал не какой-нибудь орк или дикарь с востока.
Над ним потрудился мощный и злобный разум. С громкими воплями, под протяжный
скрип блоков, орки стали посылать снаряды непривычно высоко в небо. Снаряды
падали в нижних ярусах Города. Многие взрывались и из них во все стороны летел
огонь. Начались пожары. Но не огонь был самым страшным. Следом из катапульт
полетели головы воинов, павших у Осгилиата и у стен Пеленнора. Все они были
заклеймены нечистым знаком Ока, многие изуродованы, лица искажены предсмертными
муками. Город наполнился плачем. Люди проклинали гнусных врагов, тщетно сжимая
кулаки.
Но осаждавшие были глухи к проклятьям, они не знали даже
Всеобщего языка, обходясь своим грубым, не то лающим, не то каркающим наречием.
А у Темного Властелина было и еще более страшное, а главное,
более действенное оружие, чем голод - отчаяние. Над осажденной крепостью снова
закружились назгулы. Их вопли заставляли самых отважных падать наземь. Если же
кому удавалось устоять, то руки их не держали оружие, мысли путались, и желали
они только бегства и смерти.
Весь этот страшный день Фарамир лежал в тех покоях Белой
Башни, куда его принесли. Он весь горел, бредил, и видно было, что жить ему
осталось недолго. Денетор молча сидел рядом и смотрел на сына, словно никакой
осады не было и Городу не угрожала смертельная опасность.
Даже в плену у орков Пиппину не приходилось так круто.
Правитель не отпускал его, и Пиппин, подавляя страх, видел, как час за часом
менялось, старея, лицо Денетора. Что-то сломило его гордую волю, и Пиппин не
мог сказать, что терзает его сильнее: скорбь или раскаяние.
Когда на глазах Денетора выступили слезы, Пиппин не
выдержал.
– Не плачьте, повелитель, - прошептал он, запинаясь. - Может
быть, он еще поднимется. Надо посоветоваться с Гэндальфом.
– Я не хочу больше слышать о колдунах, - мрачно ответил
Денетор. - Наша безумная надежда обманула нас, она попала к Врагу и умножила
его силу. Ему ведомы наши помыслы; что бы мы не предпринимали, все
оборачивается против нас. Посмотри, вот я послал сына без слов прощания, без
напутствия навстречу гибели, и вот он передо мной. С ним угасает мой род. Как
бы ни закончилась война, кровь Денетора иссякла, и это конец всему.
В это время из-за дверей послышались голоса, звавшие Правителя.
Денетор встал и громко сказал:
– Оставьте меня. Я должен быть здесь, рядом с сыном. Может,
перед смертью он скажет что-нибудь. Пусть обороной руководит кто-нибудь другой.
Хотя бы этот Серый Безумец с его безумной надеждой. Я останусь здесь.
Так во главе защитников Города встал Гэндальф. Там, где он
появлялся, к людям возвращалась надежда, страх перед крылатыми тенями исчезал.
Он появлялся и у Цитадели, и у Ворот, и на стенах. Его повсюду сопровождал
Имрахиль в сверкающей кольчуге. Видя рыцарей Дол Амрота, люди говорили: «Да,
старые истории похожи на правду; в жилах этого народа течет эльфийская кровь,
ведь здесь жили когда-то родичи Нимродели». И кто-нибудь принимался напевать
строфы из баллады о Нимродели или из другой песни давно ушедших лет.
Но едва проходили рыцари, как тени снова смыкались над
людьми, сердца холодели и доблесть Гондора обращалась в дым. Город медленно
тонул во тьме подступающего ночного отчаяния. Пожары теперь бесновались, никем
не сдерживаемые, в первом круге уже никто не тушил огонь. Кое-где воины на
внешней стене оказались отрезанными от подкреплений. Немногие на постах
остались верны присяге, большинство укрылось за вторыми воротами.
Захватив равнину, Враг быстро навел мосты через Реку, весь
день по ним переправлялись войска, а в середине ночи начался штурм. Орды
нападающих миновали заполненные огнем щели по специально оставленным перемычкам
и быстро двинулись вперед, не обращая внимания на редкие стрелы со стен. Для
знаменитых гондорских лучников вполне доставало света, да и в целях недостатка
не ощущалось. Но стрелков явно не хватало, чтобы нанести врагу серьезный урон.
И тогда, решив, что доблесть защитников Города уже сломлена, по незримому знаку
вперед медленно двинулись огромные осадные башни, спешно построенные в
Осгилиате.
