Чармиан не ответила. Как могла она рассказать ему всю правду? Он просто не поверил бы ей. А вот опекуну поверил, поверил всей той грязи, которую дядя вылил на нее. И та ночь, о которой Чармиан вспоминала, как о волшебном сне, для Джеффри была лишь началом ужасных неприятностей. Чармиан прощала ему жестокие, несправедливые слова. Ведь он был обманут. Но как объяснить ему это? И как заставить его поверить, что с тех пор он был единственным ее мужчиной?
— Что же ты собираешься делать? — спросила она, стараясь смотреть прямо в его глаза. — Вышвырнуть меня за дверь?..
— Вышвырнуть тебя? — Его тон заставил Чармиан вздрогнуть. — О нет! Не думай, что тебе удастся сбежать от меня. Я собираюсь увидеть, что ты страдаешь так же, как страдал я, и порадуюсь этому. У тебя есть преимущество, каким я не обладал.
Чармиан, нахмурившись, взглянула на него.
— Что ты имеешь в виду? Мою квалификацию?
— Играешь в наивность? Это не пройдет. Я говорю о твоем теле, о твоей сексапильности. Всегда найдутся желающие заплатить за удовольствие обладать такой женщиной, как ты. Молодой, привлекательной и очень сексуальной…
Джеффри не обратил ни малейшего внимания на тяжелый стон, слетевший с ее губ при этих словах.
— Ты, наверное, уже потеряла счет тем, кто платил тебе за это. Теперь придется платить самой. Ты будешь расплачиваться со мной своим телом.
Побелев, Чармиан еле смогла выговорить пересохшими губами:
— Ты будешь со мной заниматься сексом?..
— А почему бы нет? Я не заметил, чтобы ты возражала недавно ночью. Скорее наоборот.
— Но тогда все было по-другому…
— Просто ты думала, что я не знаю о тебе всю правду.
— Послушай, послушай… — Чармиан не могла найти слова. — Это же ужасно! Я не верю. Ты не можешь… быть со мной…
— Для души — конечно, нет. Но ради отдыха… — Джеффри пожал плечами. — Я мужчина, со всеми мужскими запросами. А ты просто маленькая шлюха, которой мне будет иногда удобно пользоваться. Такие, как ты, обычно нетребовательны. Одним словом, я так хочу!
Джеффри снял пиджак и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Чармиан смотрела на него, застыв от ужаса. В ее ярко-синих глазах появилось загнанное выражение. Она пыталась что-то сказать, но смогла лишь слегка раздвинуть губы.
— Ты, насколько можно судить по твоей медицинской карте, не успела подхватить никакой неприятной болезни. Я могу не беспокоиться о здоровье, занимаясь с тобой сексом. Женщины с таким опытом, как у тебя, видимо, умеют оградить себя…
— Замолчи, замолчи! — вне себя крикнула Чармиан.
— Что тебя так шокирует? Продолжаешь изображать невинность?
Чармиан собрала все силы и, стараясь подобрать слова поубедительней, начала:
— Но существует риск, что мы… что ты…
— Риск? — переспросил Джеффри, но быстро догадался, что она имеет в виду. — Ребенок? Брось. Мы оба знаем, что ты… Ну да, ты права. Это риск. Но для меня он больше, чем для тебя. У меня нет ни малейшего желания обеспечивать твоего ублюдка, и тебя вместе с ним. Хотя для тебя это была бы находка.
Этого ему не следовало говорить. Чармиан подбросило, как от удара тока.
— Ты подонок! — в ярости закричала она. — Лучше умереть, чем завести ребенка от тебя. А уж если это случится, то не тебе и не мне страдать от этого, а ребенку. Ты ругал своего отца, но ты ничем не лучше!..
Слезы застилали ей глаза, и она не увидела, как отшатнулся при этих словах Джеффри. Сжав кулаки, он постарался подавить свои чувства. Через несколько секунд он снова заговорил:
— Твой актерский талант великолепен, но совершенно бесполезен. Могу пообещать тебе, что приму все необходимые меры, чтобы ты не зачала ребенка. И я очень благодарен, что ты напомнила мне о такой возможности. Но если ты планировала…
— Я ничего не планировала, — прервала его Чармиан. — Ты не сделаешь этого и не сможешь заставить меня. Я не позволю… не позволю… — Голос ее оборвался.
— Ну что ж, не настаиваю, — сказал Джеффри сладким голосом, отнимая руку от рубашки. — В таком случае выплати мне долг и проценты. И немедленно.
— Ты не можешь требовать этого!
— Но ведь ты читала контракт, — твердо ответил Джеффри, — и знаешь, что могу.
Чармиан умоляюще проговорила:
— У меня просто нет таких денег…
— Хорошо. Значит, мне придется обратиться за ними к твоей бабушке.
— О нет, только не это… Ты не посмеешь…
— Ты не можешь мне заплатить и не хочешь, чтобы я обращался к твоей бабушке, но какой же выход?
— Я заплачу тебе… Мне просто нужно время, — молила Чармиан.
— А я не собираюсь тебе его предоставлять. Нет, дорогая моя, у тебя нет выхода, и тебе придется сдаться.
— Зачем, зачем тебе это? — прошептала Чармиан. — Ты унижаешь нас обоих. Ведь ты не хочешь меня. А я тебя.
— Неужели? Ночью я этого не заметил, — с усмешкой напомнил Джеффри. — Ты говорила…
— Нет, нет!.. — Чармиан отступила назад, увидев, что он снова взялся за пуговицы рубашки. — Я не могу…
— Что не можешь? Не можешь принять меня в качестве любовника? Но ты уже сделала это. И выглядела вполне довольной.
Чармиан бросила взгляд на дверь.
— Беги, если хочешь. Но не забывай о моих словах. Я хочу получить свое назад. Или ты расплатишься своим искушенным телом, или твоя бабушка вернет мне деньги. Выбирай.
Как будто у нее был выбор! Неужели она могла полюбить этого мужчину? Сейчас она яростно ненавидела его. Только одна мысль о близости с ним вызывала в ней гнев и отвращение.
— Ну что? Что ты решила наконец? — мягко спросил Джеффри.
— Я не хочу заниматься с тобой любовью, — зло проговорила Чармиан.
— При чем тут любовь? Это будет просто секс.
Чармиан содрогнулась. Как бы ей хотелось потерять сознание, ничего не чувствовать…
— Ты предпочитаешь раздеться сама, или мне сделать это?
Призвав на помощь всю свою гордость, Чармиан ответила:
— Я не вижу необходимости раздеваться. Сексом можно заниматься и в одежде. Мне противно думать о физической близости с тобой. Прикосновение обнаженных тел подобно поцелую. Для секса это необязательно.
Она боролась со смущением и обидой, стараясь спрятать их как можно глубже. Но, по крайней мере, она получила удовлетворение от своих слов. Джеффри явно не ожидал от нее такой реакции.
— Ну так объясни мне, почему той ночью ты пошла на физический контакт? Или мне изменяет память? Ты, по-моему, не возражала.
Чармиан залилась краской стыда.
— Это было совсем иное, — прошептала она.
