— Но остаются еще непонятно кому принадлежащие десять процентов, — заметил Джек, чертыхаясь про себя. — И пока мы не узнаем, за кого намерен голосовать их владелец, еще ничего не решено.
— Верно, — улыбнулась Лауриель так искренне, что Джек почувствовал себя немного неловко. — Но если ты проголосуешь за Реджи, то все решится и так.
Черт! После этих слов на него уставились пять пар женских глаз, и, что самое отвратительное, смотрели они все более или менее приветливо. Во взгляде Элизабет читалась неприкрытая теплота, во взгляде Лауриель — дружелюбие, во взглядах Кары и Лили — восхищение, а во взгляде Ники — нескрываемое облегчение. В ее глазах плескалась какая-то пугающая смесь любви и слез, а губы, которыми он никак не мог насытиться, дрожали и с надеждой улыбались.
И как это у нее получается? Как ей только удается подстраивать все таким образом, что Кинкейды каждый раз чувствуют к нему благодарность? Ладно, ему недолго осталось терпеть. Ведь как только они узнают, что он не собирается голосовать за Реджи, все эти восторженные улыбки потухнут, а их отношения вернутся в норму.
— Нам пора, — заявил Джек, беря Ники под руку.
Но перед тем, как ему удалось вырваться на свободу, его еще раз все по очереди обняли и пожелали всего хорошего. Но когда он уже чувствовал, что вот-вот взорвется, они все-таки оставили его в покое, и, не говоря больше ни слова, Джек развернулся и молча пошел прочь, да так быстро, что Ники за ним чуть ли не бегом бежала.
— Притормози. Помнишь, нам нужно захватить твою маму.
— Я не собираюсь притормаживать, по крайней мере, до тех пор, пока Кинкейды могут нас услышать, — буркнул Джек, а потом, когда они отошли достаточно далеко, резко остановился и повернулся к Ники. — Я же предупреждал, чтобы ты не вмешивалась. Говорил, что не хочу заводить с ними никаких отношений. И ты меня послушала? Нет.
— Не кипятись. — Ники высвободила руку. — Вся эта семейная идиллия не имела ко мне ни малейшего отношения. Ты сам заподозрил, что Реджинальд должен был оставить Элизабет письмо, ты сам позвонил Гарольду Парсонсу, и ты сам ничего не возразил, когда твоя сестра сказала, что ты проголосуешь за Реджи.
— Последний раз повторяю. Они мне не сестры.
— А знаешь что? Мне это уже надоело. Хочешь ты того или нет, но они — твои сестры. И ты не стал поправлять Лауриель потому, что не хотел их расстраивать. А теперь хорошенько об этом подумай, а я пойду домой. Одна.
И Ники развернулась и ушла, оставив Джека в недоумении стоять на месте. Что это ей так надоело? Он ведь никогда не скрывал своих чувств к братьям и сестрам, к «не братьям» и «не сестрам». Джек тихо выругался сквозь зубы. И когда он только начал о них думать как о братьях и сестрах? Ведь каким-то непостижимым образом он действительно стал думать о них именно так.
Ладно, Реджи не в счет, но вот остальные… Но Джек знал, как опасно так раскрываться, ведь он все равно навсегда останется ублюдком, так что даже если они и признают его своим родственником, то только в этой роли. И никак иначе. Любовь и симпатия тут ни при чем, просто у них никак не получается от него отделаться приемлемым образом.
И все же… Джек снова вспомнил приветливую улыбку Мэтта и то, как он хлопнул сегодня Джека по спине и коротко обнял при встрече. Ладно, будем считать, что Мэтт на седьмом небе от счастья и с той же готовностью обнял бы блохастого бабуина со зловонным дыханием, подвернись тот ему под руку. И Элизабет. Хотя ее благодарность тоже понятна, ведь это именно он предложил поискать пропавшее письмо. Да и с сестрами все ясно, ведь они тоже переживали из-за того, что их мать не получила письма, поэтому так радостно и приняли его в свой круг.
И все же… это было так приятно.
Джек взлохматил пятерней волосы и застонал. И как это только случилось? Когда? Дверь открыта, и он просто не представляет, как ее захлопнуть. Впрочем, ежегодное собрание все решит за него. Тогда-то и посмотрим, как запоет его «семья».
Джек пошел следом за Ники, не желая ее отпускать. Сперва им нужно прояснить парочку животрепещущих вопросов. Например, почему она не стала надевать его кольцо. И еще нужно узнать, что она так старательно скрывает. И зачем так упорно раз за разом пытается примирить его с Кинкейдами.
А еще ему нужно извиниться за свое дурацкое поведение.
Не увидев Ники на улице, Джек сразу понял, куда она могла пойти, и поспешил за ней следом.
И почти сразу же ее увидел, она как раз переходила улицу.
А потом услышал гул мотора и сразу же понял, как и много лет назад с Аланом, что ей грозит опасность, что ее вот-вот собьет машина. Ни о чем не думая, Джек сорвался с места, а Ники, наоборот, встревоженно замерла. Джек лишь на долю секунды опередил машину и толкнул Ники с такой силой, что они оба с размаху повалились на асфальт, немного прокатились по дороге и свалились в канаву.
Джек попытался принять на себя основной удар, но почувствовал, что и Ники пришлось несладко. А едва не угробившая их машина на прощание обдала их грязью и, не снижая скорости, скрылась за углом.
— Ники! Ты жива?
— Да, наверно, — пробормотала она, прижимаясь к нему и пытаясь подняться.
Окажись они в любом другом месте, кроме этой грязной канавы, Джек заставил бы ее смирно лежать, пока он ее тщательно не осмотрит.
— Не спеши, — велел Джек и осторожно усадил ее на обочине дороги. А потом, как и учила его мама, внимательно осмотрел Ники. Так, кости целы, голова в порядке. Похоже, она отделалась обычными синяками и ссадинами. — А ты везучая, — с облегчением выдохнул он.
— Джек! — воскликнула Ники и обвила его шею руками.
— Все хорошо, дорогая. — Джек чувствовал, как его рубашка на груди намокает от слез. — Ты поняла, что случилось?
— Он пришел за мной. Он меня практически сбил. И если бы не ты… — Теперь Ники уже откровенно рыдала.
— Ты видела водителя? Кто это был?
Ники слегка отстранилась, и по ее лицу прошла болезненная судорога.
— Джек, это был Алан. Алан только что пытался меня убить.
Глава 9
Когда они с Джеком разобрались с полицией и вернулись домой, у Ники едва хватило сил, чтобы вылезти из машины.
Все ее тело болело после столь близкого знакомства с асфальтом, а Чарльз Макдонах окончательно ее вымотал бесконечными вопросами, и Ники хотелось лишь одного — залезть в кровать и укрыться с головой одеялом. А взглянув на Джека, она поняла, что их желания полностью совпадают.
— С твоей мамой все будет хорошо?
— Да, Макдонах сказал, они не станут обвинять ее в даче ложных показаний, если она все честно признает.
Лицо Джека исказила боль, и Ники отдала бы сейчас все на свете, чтобы хоть как-то ее облегчить, но что бы она ни сказала или ни сделала, факт останется фактом — его брат убил его отца. И что еще хуже, его мама соврала, чтобы защитить сына, в чью невиновность искренне верила.
