– А у нас в сене случай был, – сказал
художник. – Мышь из стога вылезла и на Аню уставилась.
– Я чуть не умерла, – весело призналась
Аня. – Своей квартиры у нас не было, жили с моей мамой, а у той слух! Чуть
что, со своего дивана нам кричала: «Дети, дети, чего возитесь на раскладушке,
спите, завтра на работу опоздаете. Аня, у тебя диатез? Перестань чесаться!
Никита, не охай! Вы заболели?»
– Раз никто не желает меня принимать в свою компанию,
пойду одна погуляю, – гневно воскликнула Алина. – Ни в какие
«омолодители» я не верю, глупостями не занимаюсь, пособираю лучше цветы! А вы
можете трахаться, копать землю, рыть траншеи, семь футов всем под килем! Назад
вернусь сама! Чао!
Бортникова исчезла в кустах. Василий Олегович зацокал языком
и повернулся к нам:
– Ребята, простите, у Али отвратительный характер.
Аня решила добавить к черному образу Бортниковой немного
белой краски:
– Однако она один из лучших диетологов Москвы.
– Ерунда, – засмеялся Юра. – Над молодоженами
принято подтрунивать.
– Значит, вперед, – скомандовал Самойлов. –
Сверим часы. Сейчас полдень. В три встречаемся на обеде. Назад дорогу найдете?
Все закивали и разошлись.
– Мы с тобой не женаты, – сказала я.
Юрасик наклонился над травой.
– Видела когда-нибудь пустое гнездо? Смотри, как
искусно сделано!
– Меня вполне устраивают отношения вне брака, –
вела я свою партию.
– Живем вместе, значит, мы семья, – заявил
Юра. – Как только ты захочешь сходить в загс, свистни.
– Так предложение не делают, – возмутилась
я, – «свистит» мужская половина пары, предлагая руку и сердце.
– Понял, – кивнул Шумаков. – Прости, я плохо
воспитан. О! Жаба!
Я подпрыгнула:
– Где?
– Уже ускакала, – с самым честным видом солгал
спутник. – А ты лягушек боишься?
Мирно беседуя о пустяках, мы походили по лесу, посидели на
поваленном дереве, а потом вернулись на теплоход. Никакого «омолодителя»,
естественно, мы не искали, просто размяли косточки и ровно в три часа вошли в
столовую. К нашему удивлению, члены других поисковых отрядов уже восседали на
своих местах.
– Как успехи? – спросил Самойлов. – У нас
ноль целых и зеро десятых.
Манана положила Тине на тарелку салат.
– Тоже пусто, – ответил Юра.
– Где? – звонко спросила девушка. – Здесь не
пусто! Мама! Я хочу котлет! Мама! Не люблю листья! Фу, они горькие! Мама! Дай
хлеба с маслом!
Манана неожиданно заплакала и выбежала из столовой.
– Мама заболела! – испугалась Тина. – Мама!
Где мама! Хочу к маме-е-е!
Катя бросила быстрый взгляд на Свету. Та правильно поняла
хозяйку приюта, встала, подошла к рыдающей Тине и шепнула той что-то на ухо.
Слезы на лице девушки высохли.
– Да, да, – закивала она, – да.
Света взяла Тину за руку:
– Тогда пойдем.
Когда они удалились, Катя сказала:
– Манана, наверное, не один год потратила, таская Тину
по врачам.
– Разве можно ее вылечить? – вздохнула Аня. –
Горе на всю жизнь!
– Верно, – согласилась Катерина, – но в
материнском сердце всегда живет надежда. У нас есть соседка, у той похожая
ситуация с сыном. Когда официальная медицина от мальчика отказалась, семья
связалась с шарлатанами, те столько денег из них выкачали…
– Сволочи, – поморщился Юра.
Никита отложил вилку.
– У наших знакомых дочь умирала, так налетели целители
с экстрасенсами. Спасибо, Аня горой встала, настояла на лечении в больнице.
Девочку спасли, но не у всех моя жена в подругах.
– Нервы у Мананы ни к черту, – заметила Аня.
Дверь в столовую скрипнула, пиар-директор вернулась к
трапезе, за ней шли Светлана и Тина.
– Я забыла лекарство проглотить, его перед едой пить
положено, – поспешила оправдаться Манана.
– Таблетки возымеют эффект лишь при соблюдении правил
приема, – подхватила Аня. – Передайте мне рыбу.
– Очень вкусная окрошка, – похвалил Юра. –
Квас как домашний.
– Вика обожает холодные супы, – вздохнул Леня.
– Как она себя чувствует? – осведомилась Катя.
Зарецкий положил ложку в тарелку.
– Разбила нос, под глазами синяки, выглядит ужасно,
выходить из каюты отказывается.
– Катастрофа! – всплеснула руками Катя.
– Ничего страшного, – поторопился успокоить ее
Леонид. – Но Вика очень переживает из-за внешности, для нее красота крайне
важна. Думаю, будет лучше, если я отнесу ей еду в спальню.
Самойлов поманил пальцем Антона:
– Официант!
– Нет, я сам, Вика не желает видеть посторонних, –
забеспокоился Леонид.
Аня поддержала его:
– Расквась я нос, тоже бы в каюте заперлась.
– Ты не такая дура, – воскликнул Никита. –
Эка важность – бланш! Пройдет.
Леонид нахмурился:
– Вика перфекционистка, ей необходимо быть прекрасной
каждую минуту. На мой взгляд, это намного лучше, чем начисто забыть о своем
лице, фигуре и превратиться в тумбу!
Зарецкий явно хотел уязвить Никиту, дать понять художнику,
что его жена не отличается привлекательностью. Но Никита пропустил отравленную
стрелу мимо, Аня же спокойно доела кусок хлеба, щедро сдобренный маслом, и
нанесла ответный удар:
– Синяки долго держатся, в особенности на лице! Этак
Вика и по приезде в Москву откажется покинуть теплоход! Вам придется здесь
поселиться.
Никита радостно заржал. Леонид не донес до рта ломтик мяса,
уронил его на тарелку.
– О господи!
– Что такое? – встревожилась Катя.
– А ведь и вправду Вика может в каюте
запереться! – взвизгнул Зарецкий. – Она такая! Зимой мы собрались в
ночной клуб…
– Куда? – с невероятным изумлением перебил его
Самойлов.
