– Сейчас схожу в местную кладовку, – предложила
я, – поищу там растворитель, на корабле он непременно есть, здесь полно
крашеных деталей.
– Угу, – пробормотал Юра и плюхнулся на
матрас, – возьму пока твою подушку.
Я, уже в который раз за эту беспокойную ночь, вышла в
коридор и на цыпочках отправилась в ту часть теплохода, где располагались на
нижнем уровне спальни команды. Помню, официант Антон выходил из двери в самом
конце узкого коридора с бутылкой чистящего средства для серебра в руках.
Темно-коричневые полированные двери закончились, красивая
синяя дорожка с рисунком, завернув за угол, сменилась дешевым ковровым
покрытием экономичного серого цвета. Я остановилась около створки и, не
колеблясь, дернула ее, ожидая увидеть небольшую каморку с вениками, швабрами,
ведрами и бытовой химией. Но перед глазами возникла небольшая кровать,
привинченная к стене, и подобие крохотной тумбочки.
– Пожалуйста, – умоляюще сказал тонкий
голосок. – Я не виновата! Она сама все придумала! Я ничего не знала!
Поверьте!
Маленькая щуплая девушка, до подбородка закутанная в одеяло,
заплакала так горько и безнадежно, что я испугалась, вошла, захлопнула дверь,
села на жесткую постель и хотела погладить Светлану по голове.
Воспитанница Кати отпрянула в сторону и стукнулась о стену
каюты, которая была мала даже для кошки.
– Плиз, плиз, плиз, – частила она. –
Екатерина Максимовна, поверьте! Разве я могу вас обмануть? Ничего я не знала о
Лизкиных планах!
Лишь услышав имя Самойловой, я сообразила: девочка находится
в состоянии шока, неудивительно, что ее нервная система дала сбой. Обе подруги,
Ирина и Лиза, в морге. Светлана не знает о смерти воспитанниц, но ее, наверное,
испугало сообщение о карантине. Бедная девочка, о ней все забыли, никто не
позаботился о сироте. Однако Катя не столь уж и милосердна: взяла ребенка на
прогулку по реке и абсолютно им не занимается.
Я попыталась обнять Свету.
– Тише, милая, все хорошо!
Но девочку затрясло, как мышь, попавшую в грозу, она
натянула одеяло на голову и зашептала:
– Екатерина Максимовна, я не Лиза! Я на такое не
способна! Я в первую очередь вас люблю! Вы для меня мать родная! Честное слово!
И Василия Олеговича обожаю! Но вас больше!
Я осторожно погладила ее сквозь тонкую байку.
– Сделай одолжение, сбрось одеяло и объясни мне, почему
ты нервничаешь. Может, я тебе помочь смогу?
Край застиранного старомодного пододеяльника с большим
круглым вырезом посередине приподнялся.
– Вы кто? – донеслось из норки.
– Виола Тараканова, – представилась я, –
подруга Юры Шумакова.
– Не Екатерина Максимовна? – допытывался
испуганный голосок.
– Конечно, нет, – терпеливо уточнила я.
Светлана села.
– Вы писательница! Вас еще как-то по-другому называли в
столовой.
– Арина Виолова. Но это не настоящее имя, а псевдоним.
– Что? – не поняла Света.
– Псевдоним, – повторила я непонятное ей
слово. – Иногда литераторы ставят на обложках книг выдуманные фамилии.
– Вспомнила, – кивнула Светлана. – Пока вы не
приехали, мы сидели на палубе в шезлонгах. Женщина, у которой дочка
психическая, сказала: «У нас здесь скоро появится звезда, Арина Виолова, ее
даже члены правительства читают». А Екатерина Максимовна ответила: «Отрадно
узнать, что наши министры грамотные люди, но если они увлекаются Виоловой,
понятно, по какой причине в России постоянный кавардак. Убогие книжонки обожают
только нищие духом».
– Очень мило, – сказала я. – Екатерина
Максимовна, похоже, редкая лицемерка. В глаза хвалит, а за спиной говорит
пакости.
Светлана схватила меня за руку.
– Вы знакомы с президентом?
– Нет, – засмеялась я, – не имела чести.
– Жаль, – пригорюнилась Света. – У меня к нему
просьба есть, он один способен мне помочь.
– У тебя проблема? Если хочешь, можешь мне все
рассказать, вероятно, для ее решения глава государства не понадобится, –
серьезно сказала я. – Что стряслось?
Света сложила тонкие, почти прозрачные руки поверх одеяла.
– Вы дружите с Екатериной Максимовной?
– Увидела ее на теплоходе впервые, она производит
приятное впечатление, – дипломатично ответила я. – Занимается
благотворительностью, основала приют, где ты живешь. Не всякая богатая дама
станет тратить время и средства на чужих детей, основное большинство
предпочитает бегать по тусовкам и изображать из себя меценаток на светских
мероприятиях. Довольно часто глянцевые журналы устраивают акции что-то типа
«нарисуй свой портрет». Селебретис хватаются за кисти с красками, малюют
картины, а потом позируют около них, улыбаясь фотографам. В результате у
журналистов появляется очередной повод для статей, борзописцы довольны. Звезды
и светские персонажи продемонстрировали себя с лучшей стороны, увидели свое
изображение в прессе и тоже испытали положительные эмоции: приятно чувствовать
себя благодетелем, чья физиономия красуется на обложке. Ужасные картины певиц и
телеведущих покупают их мужья или спонсоры. В недоумении остаются лишь те, кому
обещали передать крупные суммы: деньги так и не добрались до адресатов,
растаяли по дороге от аукциона до приюта в тридесятой области тридевятого
района. Обычно получается именно так. А Катя реально помогает сиротам, она
хороший человек.
– Ага, – еле слышно сказала Света. –
Самойлова супер, а мы, воспитанники, нищие, кое-кто даже настоящей своей
фамилии не знает!
– Человек не выбирает родителей, – вздохнула
я. – Это как выигрыш в лотерее: кому машина, а кому шариковая ручка. Любой
может подняться из пропасти к вершине.
– Слышала это уже, – сердито отмахнулась
Света. – «Дети, учитесь хорошо, тогда получите шанс поступить в институт и
перед вами откроется весь мир».
Я погладила ее по голове.
– Вероятно, сейчас подобные речи кажутся тебе
идиотскими, но пройдет лет десять, и ты поймешь: есть время разбрасывать камни
– и есть время их собирать. До двадцати пяти тебе придется упорно набираться
знаний, и только потом потраченные усилия начнут оправдываться.
– Хорошо вам болтать! – фыркнула Света. –
Небось родились в богатенькой семье, папа с мамой в рот доченьке ложки с икрой
запихивали, дорогу вымостили: школа – институт. Деньги лопатой гребете!
