– Такая каша заварилась! Лизка зайка, Васька ее зимой
оприходовал. Я бы на месте Сухановой до потолка прыгала, успела в последний час
поддержкой Самойлова заручиться, Лизке летом интернат покидать, а Василий
Олегович все мимо проходил. А она решила навсегда с Васькой остаться, впрочем,
и до нее желающие находились, но папик жену никогда не бросит. Нечего
надеяться. Суханова мечтала с дедусей в загс пойти. Ржака!
Глава 21
Я закрыла глаза. Бедные, никому не нужные, оставшиеся без
родителей дети. Даже если нарастить на сердце каменную броню и стать
недосягаемым для стрел врагов, все равно внутри будет биться живое сердце,
которому хочется тепла, нежных слов и заботы. Василий Олегович – подлый
растлитель малолетних, его место в тюрьме, желательно, в набитой
уголовниками-рецидивистами камере. Отлично знаю, как они поступят с хозяином
кондитерского холдинга, и не испытываю к нему ни малейшего сочувствия. Но,
похоже, развратник пытался наладить с малышками хорошие отношения, вероятно, он
их нахваливал, покупал милые детскому сердцу мелочи, вселял в бедняжек
уверенность: они могут быть спокойны за свое будущее. Домашний ребенок, как
правило, не задумывается о том, чем станет заниматься после школы. У него есть
мама, папа, собственный уголок в квартире и ощущение защищенности. Детдомовец
живет в подвешенном состоянии, он никому не нужен, впереди туманная неизвестность.
Где жить? Как заработать денег на еду? Что случится, когда двери интерната
захлопнутся за ним навсегда? Каким образом устроиться в равнодушном мире? При
подобном раскладе даже Василий Олегович покажется желанным. Бедные «зайки», они
очень боялись брать на себя ответственность за свою судьбу. На вопрос: «Кто у
меня есть?» – абсолютное большинство сирот вынуждено отвечать: «Я сам у себя
есть».
Но не каждый обладает сильным характером, кое-кто мечтает
спрятаться за широкую спину, причем неважно за чью. Главное – притаиться в ее
тени и знать, что есть человек, который скажет: «Не волнуйся, я решу твои
проблемы».
Света ничего не подозревала о моих мыслях, она излагала
составленный ею план.
– Ирка Ваську боялась. Она глупая, таблицу умножения
едва запомнила, ей институт без надобности, счастье, если училище окончит и у
конвейера торты украшать будет. Я, как только на теплоход попала, сразу
врубилась, к кому дедуля намылился.
– Да ну? – удивилась я.
Света снисходительно глянула на меня.
– Нас с Лизкой поселили в ящиках от пылесоса.
Повернуться негде, ни унитаза, ни душа. Екатерина решила сэкономить, взяла
«любимым девочкам» самые дешевые комнаты. Ирка же оказалась в супер-пупер
каюте. Кровать на пятерых, в ванной глаза от золота слепит. Че, Катька ее обожает?
Нет, она знала: Василий Олегович ночевать тут станет!
Я потерла лицо рукой, а Света трещала сорокой.
Когда Глаголева из любопытства заглянула в каюту к Ирине, то
не сумела сдержать возгласа:
– Ох и не фига себе! Королевский зал!
– У тебя комната хуже? – насторожилась Ира.
Света ткнула пальцем в ложе, застеленное светло-бежевым
покрывалом.
– Она вполовину меньше этого сексодрома. Круто
повеселитесь с дедулей.
Ира схватила с дивана красную подушку, прижала ее к груди и
попятилась к стене.
– Ой! Нет! Не хочу! Боюсь!
И тут Светлану осенило:
– Могу тебе помочь!
– Да, пожалуйста, – заканючила Ира, – сделай
что-нибудь!
– Я останусь тут, а ты ляжешь у меня, – предложила
Глаголева. – Нам велят в одиннадцать на боковую отправляться, тогда и
махнемся спальнями, ОК?
Ирина кинулась Свете на шею.
После отбоя Света осторожно поскреблась в дверь шикарной
каюты.
– Кто там? – спросил тонкий голосок.
– Сто грамм и бутербродик, – хихикнула Света.
– Уходи, – велела Ира.
– Офигела? – обозлилась подруга. – Это я!
– Проваливай, – еле слышно сказали из-за двери.
– Эй, мы договорились, – напомнила Света.
– Вали отсюда! – заявила Ирина.
Света стукнула по двери ногой.
– С ума сошла?
Но ответа не дождалась. В конце коридора послышались шаги, и
девочка убежала.
Утром Света увидела Иру на палубе и зашипела:
– Передумала? Понравился Васька?
Подруга потупилась.
– Я спала в каюте Лизы.
Светлана вцепилась в перила.
– А Суханова?
– Легла в моей спальне, – через силу произнесла
Ирина.
– И кто ты после этого? – ахнула Глаголева. –
Место мне обещала!
Ирина обняла Свету.
– Не злись! Лизка так просила, на коленях стояла, она
Василия Олеговича обожает, надеялась, он в кровать ляжет, а когда сообразит,
что там Суханова, будет уже поздно. Лизка мечтала его любовь вернуть.
– Что-то нашей новобрачной не видно, – язвительно
прыснула Света. – Знаю, что вышло, Васька в каюту вошел, свет зажег, морду
на подушке увидел и надавал приставале тумаков. Сейчас Лизка синяки лечит. Вот,
блин, дерьмовка! Сама уже все получила, так дай другим, непристроенным, шанс!
– Василий Олегович может драться? – обмерла Ирина.
Света начала остывать.
– Не, он хороший, но Лизке нужно по жевалу въехать! Вот
появится на палубе, я сама ей все объясню!
Но Суханова так и не вышла, а потом всем сообщили об ее
отравлении шаурмой.
Я не упустила момента позанудничать:
– Нельзя даже приближаться к палаткам, там полная
антисанитария.
– Ерунда, – беспечно отреагировала Света, –
если вкусно, то не опасно! И Лизка к тонару со жрачкой не приближалась! Мы
стояли вместе на пристани, никто никуда не отлучался, я точно помню. Елизавета
мясо не любила, курицу старалась не есть, она фигуру берегла, перешла на одни
овощи, хотела талию пятьдесят сантиметров. В шаурме вдобавок еще лепешка,
майонез. Суханова скорее застрелится, чем что-то калорийное съест. Не ее
формат, Лизке подавай капусту без соли, зеленые яблоки, морковь, арбуз. К
бананам она не притронется, даже картошку не жрет.
