– Иван Васильевич запретил это пассажирам рассказывать!
Но я тоже нечисть встретил! Рано-рано утром встал и пошел на палубу покурить.
Выхожу, а там все в белых перьях! Обозлился я! Кому убирать-то? Гляжу, у перил
змея стоит!
Еле сдерживая смех, я перебила рассказчика:
– Пресмыкающиеся ног не имеют.
– Ничего не знаю! – потряс головой матрос. –
Видел не какого-то смыкающегося, а змеюку. Длинная, лапы тонкие, морда узкая,
сверху ухи торчат, сзаду хвостина висит. Она меня тоже приметила, зубы
оскалила, в воду плюхнулась и давай вокруг корабля круги нарезать. А потом
голос из ниоткуда как завопит: «Болт, болт…» – дальше, простите, материться при
вас не хочу, очень уж грубо получится. Змеюка и исчезла!
– Волшебная история, – резюмировала я. – В
особенности впечатляет змея на ногах. Вероятно, вы ошиблись, на палубе
находился крокодил.
Игорь сунул швабру в ведро.
– Ха! И откуда он в нашей реке? У меня с глазами и
ушами без проблем. Ногастая такая змеюка, хвостастая, а звать ее Болт! Тетя
Рита права. Сатана в змея превратился, он такие шуточки любит и давно
проделывает.
– Дьявол имеет много имен, – вздохнула я. –
Эпос народов мира и художественные произведения содержат не один сюжет, в них
говорится о Вельзевуле, Мефистофеле, Воланде, но о Болте я не знаю. Ты плохо
расслышал имя, вот и получился вонючий сурок.
Глава 27
– Чего? – разинул рот Игорь. – Вонючий сурок?
– Ерунда, – отмахнулась я, – забудь.
Ну не рассказывать же сейчас Игорю историю про то, как меня
попросили посидеть с двумя малышами, братьями Минкиными. Их мать, Нюша, наша с
Раисой соседка по лестничной клетке, получила из Харькова печальное известие о
том, что сгорел дом ее родителей. Нюша прибежала к нам и заплакала:
– Они остались на улице! Теперь надо по чиновникам
бегать, погорельцам новое жилье бесплатно положено. Но у мамы с папой сил нет,
они люди не скандальные, надо мне ехать. А куда парней девать?
– Оставляй нам, – предложила сердобольная
Рая. – У Вилки каникулы, она за пацанами присмотрит.
Нюша расцеловала соседку и на следующее утро притащила двух
белокурых крошек.
– Справа Паша, слева Саша, смотри, не перепутай, не
покорми одного и того же два раза, – проинструктировала она меня и пошла
на выход.
– Что они едят? – закричала я вслед Нюше.
– Кашу, – на ходу ответила она. – Ну и
остальное тоже.
Я старательно сварила манку, посадила бутузов на стулья и
довольно быстро накормила одного из «кукушат», то ли Сашу, то ли Пашу, досыта.
А вот второй уворачивался от ложки, корчил рожи, плевался. В конце концов, я не
выдержала и сердито спросила:
– Что ты хочешь на завтрак?
Близнецам по виду было не больше полутора лет, и я,
естественно, не ожидала от них членораздельного ответа, но пацанчик неожиданно
заявил:
– Вонючий сурок.
Мне в тот год едва исполнилось двенадцать, столичные
магазины не радовали разнообразием ассортимента, но и совсем пустыми тогда еще
не были, на прилавках было два сорта колбасы – за 2.20 и 2.90, несколько видов
сыра, молочные продукты, но вонючими сурками не торговали.
– Повтори, – потребовала я.
Ребенок выполнил мою просьбу:
– Вонючий сурок, – объявил он.
Я почесала в затылке и решила, что мальчик вполне упитан, до
обеда от голода не скончается. Около часа дня домой в перерыв забегает тетя
Рая, она сразу поймет, о чем говорит юный басурман.
Но Раиса, услышав загадочное выражение, растерялась не
меньше моего.
– Вонючий сурок? – заморгала она. – Неужели
Нюша парней мышами кормит? И где она сурковятину покупает?
Едва мы с Раисой пережили первое потрясение, как подоспело
второе. В самый разгар беседы про вонючего сурка ко мне подошел другой малыш и
важно произнес:
– Оковка рома два тифоз.
– Что он имеет в виду? – подпрыгнула Рая.
– Оковка рома два тифоз, – сморщился мальчик.
– Вероятно, следует подковать мужчину по имени
Рома, – предположила я.
– Думай, что болтаешь, – поджала губы
Раиса. – Как ковать? Кого?
– Рому, – ответила я и быстро отошла подальше.
Если Раиса разозлится, она может с легкостью надавать
оплеух, а рука у нее тяжелая, на моих щеках после затрещин всегда оставались
внушительные синяки.
– Оковка рома два тифоз, – заревел, кажется, Саша.
– Вонючий сурок, – вступил со своей партией Паша.
Раиса вскочила с табуретки:
– Мне на работу пора.
И я осталась с голосящими пацанами.
Через три дня я отлично управлялась с братьями. Пашу с Сашей
больше не путала: чтобы точно знать, кто есть кто, я нарисовала Саше на щеке
чернилами крестик и не забывала каждое утро освежать метку. Наладилась и еда.
Как только Паша заводил про вонючего сурка, я грозно говорила:
– Вот вернется мама и накормит тебя бурундуками,
кротами и котлетами из ежа. А у меня вкусная каша, суп и пюре.
Паша замолкал и ел предложенные блюда. О вонючем сурке он
вспоминал еще раз перед тем, как лечь спать. Малыш нежно целовал меня, потом
садился в кроватке и с тоской говорил:
– Вонючий сурок!
– Он тебе непременно приснится, – обещала я и
гасила свет.
С Сашей оказалось еще проще загадочную фразу «Оковка рома
два тифоз» мальчик говорил лишь перед завтраком, обедом и ужином.
Я перестала искать в этой фразе скрытый смысл и весело
повторяла за близнецом: «Оковка рома два тифоз». Далее трапеза шла без сучка и
задоринки.
Нюша отсутствовала почти месяц, я привязалась к Саше и Паше,
научилась понимать их язык. «Ав-ав» – это собака, «ай-ай-ай» – ругательство,
«няка» – печенье, «гули» – прогулка, а «кой ночь» – пожелание спокойной ночи.
Но «вонючий сурок» и таинственная фраза про «оковку ромы» по-прежнему
оставались загадками.
Когда Нюша, выбив для родителей новую квартиру, вернулась,
Саша и Паша не узнали мать. Они теперь искренне считали своей родительницей
меня и устроили жуткий крик, когда Нюша уносила их домой. Через час соседка
вернулась и спросила:
– Требуют кику! Это что?
Я засмеялась:
