– Катя, у ваших воспитанниц одинаковые заколки для
волос, с божьими коровками. Вы приобретаете мелочи оптом?
Катя развела руками:
– Василий Олегович баловал девочек. Едва мы приехали в
порт, Самойлов купил всем мороженое, затем приобрел три набора «крабиков», по
две штуки в каждом. Девочки сразу закрепили их на волосах, дети любят всякую
ерунду. Мне и в голову не придет ругать Светлану.
– Если только не знать, что дешевый прибамбас был в
санузле каюты, где убили Лизу, – медленно сказала я. – Отлично помню,
как за завтраком вы просили Свету аккуратно причесаться, а у той была лишь одна
заколка. Ирина щеголяла в двух, Лизины лежали на тумбочке. Света, зачем ты
заходила в чужую ванную? Ну? Ведь это твоя заколка валялась около унитаза.
Находись сейчас на месте Светы взрослая женщина, она бы
могла спокойно ответить: «Ничего особенного. Перед сном я забежала в каюту,
посмотрела, как устроилась подруга, и обронила «краба».
Но Светлана очень испугалась.
– Я не хотела, – заплакала она. – Это вышло
случайно! Она орать стала!
– Кто? – сурово спросила Екатерина. –
Рассказывай все последовательно и не лги, я в отличие от Виолы легко поймаю
тебя на вранье.
Глаголева вытерла нос полотенцем.
– Я его любила! Василий Олегович замечательный! Он
добрый, ласковый, он самый лучший!
Мне стало трудно дышать. Тут же вспомнилось, как совсем недавно,
когда между пассажирами стихийно вспыхнул скандал и Никита в запале заорал,
указывая на Василия Олеговича: «Я его убью!» Светлана бросилась на защиту
Самойлова со словами: «Не надо. Василий Олегович очень хороший».
– Он это знал, – ревела Светлана. – Говорил:
«Ты мое солнышко». Я думала… хотела… а тут Василий Олегович Ирку выбрал!
Катя закрыла лицо руками, а ее воспитанница, заливаясь
слезами, наконец-то рассказала неприглядную правду, весьма отличающуюся от
версии, которую раньше выдала мне.
Василий Олегович несколько месяцев состоял со Светой в
нежных отношениях, он делал ей подарки, и девочка привязалась к Самойлову. Он
посеял в ее душе надежду на обеспеченное будущее, был очень ласков с ней, но
вдруг все кончилось. Из уютной квартиры «папочки» Светлану опять переселили в
интернат. Никто не обижал воспитанницу, но она ощущала себя брошенной. Если
Василий Олегович приезжал в приют, Света неслась встречать его, обнимала,
целовала, хватала за руки. Самойлов гладил ее по голове и говорил:
– Солнышко, все отлично! Я тебя люблю, учись прилежно,
помогу, чем сумею.
Но в гости к себе больше не звал.
– Значит, ты «зайка»? – не выдержала я. –
Помнится, ты с большим презрением говорила о Лизе Сухановой и Гале Степановой!
Глаголева вытерла щеки ладонью.
– Да! Они «зайки»! А я Василия Олеговича люблю! Лизка с
Галкой только притворялись! Вечно ему в ноги кланялись, лицемерки! Боялись, что
он их забудет и Аглая дур к Роману отправит!
Катя издала протяжный вздох, Светлана ткнула в меня пальцем:
– Вы слушайте! Раз папочка умер, мне на остальных
насрать! Роман – сын Аглаи, никакая она не монашка, это все знают, кроме
проверяющих! Ой, пусть Катя сама расскажет!
Светлана свернулась клубочком на диване и спрятала голову
под подушку, Самойлова подсела к девочке и стала гладить ее по спине.
– Василий Олегович был страшный человек, –
внезапно сказала она. – В нем самым странным образом соединились щедрость,
агрессивность, нежность и извращенность. Никаких полутонов. Если муж ненавидел
человека – то до смерти, если помогал – нес в зубах через любые препятствия. У
Самойлова было странное понятие о порядочности. Секс с маленькой девочкой он
считал естественным, но лишь в случае добровольного согласия ребенка, никакого
принуждения, все исключительно по любви.
Больше шести месяцев Василий ни с кем из девочек не жил, но,
прекратив сексуальные отношения, брал их под свою опеку. Многие из выросших и
ушедших из приюта девочек были благодарны Самойлову, общались с ним,
советовались, просили помощи и всегда ее получали.
– Идиллическая картина, – фыркнула я. –
Самойлову следовало присвоить звание «Благодетель десятилетия».
– Есть и вторая сторона медали, – мрачно
продолжала Катя. – Не все девочки соглашались на сексуальные отношения.
Некоторые категорически отказывались от предложенной чести, и тогда Василий
Олегович в гневе избавлялся от них. Самых строптивых отдавали Роману, а тот
продавал детей богатым высокопоставленным педофилам, которые в отличие от
Василия Олеговича любили грубый секс и насилие. Сутенеру отдавали и детей,
которые не нравились Самойлову.
– Потрясающая картина, – возмутилась я. –
Конечно, девочки знали: полюбишь папочку – получишь пряник, показываешь
характер – считай, ты покойница. Теперь у меня возникло еще больше сомнений в
искренности чувств Светы к Самойлову. Глаголева боялась оказаться у Романа,
Суханова тоже. Мало ли что взбредет в голову благодетелю, понадобятся новые
воспитанницы, вот он и избавится от прежних. Конечно, несчастные девочки
клялись в любви к развратнику и мечтали снова очутиться с ним в койке, получить,
так сказать, охранную грамоту.
– Василий никогда не обижал бывших любовниц, –
вздохнула Катя. – Он…
– …был отличным человеком, – язвительно перебила
ее я. – Добрым волшебником, королем, награждавшим за верность, и убивавшим
тех, кто его не любит. А ты ему помогала!
– У Самойлова был на меня компромат, – понизила
голос Катя. – Не спрашивай какой, не расскажу. Я была его служебной
собакой. Да, помогала, но спроси, скольких девочек я спасла от Романа! Что я
могла поделать? Только беседовать с подростками, растолковывать им
происходящее, объяснять, как следует себя вести в нашем приюте!
Я зажала руками уши:
– Бред! Понимаешь, в чем ты признаешься? Ты толкала
девочек в лапы мужа-извращенца!
– В противном случае они бы очутились в когтях
педофилов-садистов, – приняла удар Екатерина. – Как мне следовало
поступать?
– Обратиться в милицию, – гаркнула я.
Самойлова засмеялась:
– Вынырни из тумана. Клиенты Романа очень богаты и
влиятельны, любое дело замнут, уж поверь.
– Что ты за человек! – горько сказала я. –
Боялась, что на свет выползут твои личные мерзкие тайны, ради собственной
безопасности потакала преступнику. Василий Олегович не один год издевался над
детьми. Надо же до такого додуматься – основать приют на потребу сексуальному
маньяку!
