— Ты ждешь не дождешься Пасхи, Филипп? — поддел он товарища. — А почему ты именно сейчас об этом вспомнил? И почему здесь?
— Ты, может, и не знаешь… — Майель подался вперед, кинжалом разворошил в костре сухие кизяки и хворост — костер затрещал искрами. Майель немного помолчал, прислушиваясь к заунывному вою шакала, за которым последовал хриплый крик какой-то ночной птицы. — Тремеле собирается послать нас обоих в Англию, Эдмунд. У нас там небольшой участок земли в Лондоне, возле королевского Вестминстерского дворца. — Де Пейн не припоминал, чтобы когда-нибудь слышал в голосе Майеля такую тоску. — Хорошо бы оказаться весной в Англии, подальше от здешней пыли и жары, от мух и всех этих грязных чертей. Там прохлада, — он заговорил с неожиданной нежностью, — влажный полумрак, зелень, а воздух чистый-чистый! — Майель замолк и внимательно посмотрел на Парменио, который сидел на корточках, прикрыв одной рукой лицо.
Де Пейн сумел скрыть удивление: он был совершенно уверен, что генуэзец сделал жест, быстрое движение пальцами, словно подавал Майелю знак. Востроглазый Парменио заметил обращенный на него взгляд де Пейна и усмехнулся.
— Я предупреждаю, чтобы он остерегался, — прошептал проводник; свет костра освещал его умное лицо. Кивком он указал на воинов. — Эти провансальцы вовсе не такие тупые ослы, какими прикидываются. Они прошли строгий отбор, языки знают куда лучше, чем нам кажется. Это все соглядатаи Тремеле.
— А ты, Парменио? — напрямик спросил де Пейн. — Ты тоже соглядатай? Ты не очень ловко сплел историю о том, что искупаешь свое нападение на меня…
Майель опустил голову и тихонько засмеялся. Парменио прищелкнул языком и какое-то время прислушивался к долетавшим из темноты звукам: шороху ночных зверьков, быстрому пересвисту носившихся вокруг летучих мышей. Надвигался настоящий ночной холод, нагревший за день камни солнечный жар давно ушел. Парменио подбросил в огонь сухих листьев.
— Эдмунд, я лекарь, торговец травами и отварами. Подобно тени, брожу я по белу свету. Собираю также всевозможные сведения и продаю их сильным мира сего. Верно, я и прежде работал на благо Ордена рыцарей Храма, и Тремеле об этом известно, но то, что произошло в Триполи, не имеет к этому отношения. Я видел, как наемники разбивали младенцам головы о камни, после того как насиловали и убивали их матерей. В тот день я очень разгневался. Однако, — он криво усмехнулся, — я восхищаюсь тем, что сделал ты. Узнал я и о том, что пытался убить не просто тамплиера, но отпрыска могущественной семьи де Пейн. Этого орден ни за что не простил бы мне. — Парменио развел руками. — Вот из этого я и исходил. А Тремеле лишь рад был воспользоваться моими услугами, особенно при нынешних обстоятельствах. — Словно желая сменить тему беседы, Парменио указал на слабо светящуюся в темноте точку — зажженную вдали лампу. — Вот интересно, — вздохнул он, — что Тремеле написал в тех грамотах? Что он готовит в Хедаде?
— Важнее другое. — Де Пейн поскреб заросший щетиной подбородок. — Чего нам ждать от этого Шейх аль-Джебеля? Тебе никогда не доводилось бывать в этих краях прежде, Парменио?
— И да и нет. Кое-что об ассасинах я узнал.
— Что именно? — требовательно спросил Майель.
— Последователи Пророка Мухаммеда делятся на тех, кто признает законными властителями потомков одного его зятя, Али, и тех, кто признает истинными лишь потомков другого зятя. После смерти Пророка этот раскол с течением времени только углубляется. Пока длились гражданские войны, возникли и расцвели и другие секты, в их числе низариты, они же хашашины, то есть «поедатели гашиша»; эту секту основал Хасан ибн Саббах. Он окружил себя фидаинами, то есть преданными.
[53]
Эта секта не только откололась от основной массы верующих, но даже объявила им всем войну. Низариты захватывают горные массивы и строят там свои крепости. Фидаины носят особую одежду: ослепительно белые халаты с кроваво-красными кушаками и такого же цвета башмаками. У каждого при себе два длинных кривых кинжала. Ходят легенды, будто питаются они лишь коноплей и гашишем, разведенным в вине. Уже несколько веков их посланцы отправляются по всему свету убивать своих врагов — иногда открыто, а то и замаскировавшись под погонщиков верблюдов, водоносов, нищих, дервишей.
[54]
Некоторые из встретившихся нам на пути, — Парменио протянул руки к огню, — вполне могли быть фидаинами.
— Но в безопасности ли мы? — Майель наклонился и погладил кожаную суму, в которой хранились доверенные им грамоты.
— Нам обещан беспрепятственный проезд, — заверил его Парменио и примолк, вслушиваясь в необычные завывания, шедшие откуда-то снизу; затем послышался визг какого-то зверька, попавшего в лапы хищника. Понемногу жуткий вой и визг удалились и стихли.
— Если уж Старец Горы либо его уполномоченный гарантирует тебе безопасность, — продолжил Парменио, — то можно быть совершенно спокойным. По правде говоря, они строго соблюдают законы гостеприимства по отношению к тем, кто ищет дорогу к ним. А вот во всех остальных Старец вселяет ужас. У ассасинов своеобразное чувство юмора — едкое и мрачное. Наметив очередную жертву, они нередко посылают ей кунжутную лепешку, прикрепив к ней медальон с изображением змеи — предупреждение о том, что должно последовать. Жертва пробуждается в своей постели и обнаруживает у ложа этот медальон, а рядом в землю воткнуты два кривых кинжала с красными лентами. За много лет влияние и власть Старца и его фидаинов сильно упрочились. Крепости в отдаленных горах позволяют им успешно обороняться. Такой замок, вытесанный из камня, с мощными отвесными стенами, может отстоять горстка воинов, пусть даже их осаждает армия из нескольких тысяч врагов.
— Это верно, — еле слышно откликнулся Майель. — Но как любая армия сумеет прокормиться в таких краях?
— Конечно же, — подхватил Парменио. — Так рождаются легенды. Все недовольные — от берегов Срединного моря до границ Самарканда — спешат присоединиться к тому, кто гордо носит титул Шейх аль-Джебель, Старец Горы. Самая главная их крепость находится на высокой горе Аламут, в Персии. Как гласит легенда, на вершине этой удивительной горы Старец создал рай — огражденный стенами сад, взращенный на самой плодородной почве и орошаемый подземными ключами. Самый настоящий Эдем. Там растут всевозможные деревья, в бассейнах прозрачная вода, в мраморных фонтанах струятся лучшие вина, на клумбах произрастают невиданные цветы с запахом нежным и удивительным. Среди этого великолепия стоят шатры и беседки, увитые снаружи цветами, а внутри выстланные коврами и занавешенные шелками. Дорожки в этом раю выложили лучшие мастера плитами радостного, яркого цвета. Из золотых клеток доносятся трели певчих птиц. В благословенной тени густой зелени разгуливают павлины, которые щеголяют своими хвостами, подобными тысячам глаз. Вход в рай — через врата из чистого золота, покрытого самоцветами. Фидаинов приводят туда, там они пьют вино с гашишем, а прислуживают им прекрасные соблазнительные девы… — Парменио умолк и смущенно рассмеялся, ибо у него самого слюнки потекли от одного лишь этого пересказа.
