– С какой стати Сеня покончил жизнь
самоубийством? – пробормотала я. – Он письмо оставил?
– Нет! – воскликнула Леся.
– Тогда отчего вы решили, что он сам застрелился?
Прислуга вытерла лицо рукавом.
– Так он запись сделал, кассета в магнитофоне стояла.
Менты приехали, щелкнули клавишей, и сразу голос раздался. Меня-то в понятые
взяли, вот я и услышала: «Жизнь моя стала ужасной. Сплошной скандал. Я очень
устал. Больше не могу! Прощайте! Завещание слушайте все вместе. Оно покажется
вам странным, но так вам и надо! Тащил всех в зубах, нет больше сил. На этом
свете было только два существа, которые искренне любили меня. Моя собака, она
уйдет со мной, и моя настоящая дочь»… Я ничего не поняла! – шмыгнула носом
Леся. – Настоящая дочь. А собака! Семен Сергеевич, что, Мусика убил? Но он
же его вместе с нами искал.
Я схватила Лесю за рукав:
– Ну-ка расскажи еще раз о том, как милиция осматривала
кабинет Сени, включала магнитофон и так далее.
Леся покорно забубнила. Я выслушала ее и, стараясь не
показать своей настороженности, велела:
– Пошли в кабинет, нас там ждут.
– А вода? – напомнила Леся.
– Хорошо, бери бутылку и поднимайся, – кивнула я.
Спустя полчаса мы узнали невероятное. Сеня составил
чрезвычайно странное завещание. Документ он отдал на хранение неизвестному
домочадцам Андрею Валерьевичу, мотивировав свой поступок просто: не доверяю
никому, кроме Ильина. Если последняя воля будет известна семейному адвокату,
то, скорей всего, и Аня, и Катя попытаются сделать так, чтобы правда о
наследстве не выплыла за стены кабинета. А Иван Петрович Юдин, юрист,
великолепно знавший женскую часть семьи Викуловых, поможет им спрятать концы в
воду. Слишком много лет его принимали в доме как своего человека, он стал почти
родственником и ради благополучия Ани и Кати забудет о профессиональном долге
вкупе с этикой и порядочностью. Впрочем, не стану вас больше томить
неизвестностью, лучше послушайте, каким образом Сеня решил распорядиться своими
средствами.
Огромная московская квартира, в которой до постройки
загородного особняка жили Викуловы, доставалась Ане. Кате он отписал
двухкомнатную квартиру, ранее принадлежавшую матери Сени. Света получила
золотую антикварную шкатулку, довольно дорогую вещицу. Остальное: гигантский
особняк, гектар земли, акции, ценные бумаги, накопленный капитал, в общем,
все-все, включая идиотски большой джип, на котором Сеня рассекал по Москве,
доставалось… Нине Викуловой. Той самой девице, что сидела возле адвоката.
Услыхав новость, Аня разинула рот, Света ойкнула, а Катя
растерянно спросила:
– Она кто? Мы ее впервые видим. Честно говоря, я
решила, что девушка секретарь адвоката.
– Нина – ваша единокровная сестра, – пояснил
Ильин, – вот, кстати, ее метрика.
Я уставилась на потрепанный зеленый листочек. Просто
невероятно! Мать – Ангелина Федоровна Приходько. Отец – Семен Сергеевич
Викулов.
Аня и Катя, бледные, словно обезжиренный кефир, смотрели на
непонятно откуда взявшуюся родственницу.
– Уж простите, – пожала плечами та, – я сама
удивилась, когда мне Андрей Валерьевич позвонил. Мама всегда говорила, что мой
отец умер, и вдруг такой зигзаг. Даже перед смертью мать не открыла мне правды.
– Ангелина Приходько, Ангелина, – тупо стала
повторять Света, – откуда мне это имя знакомо? Вспомнила! Это же
домработница Аня!
– Верно, – прошептала моя подруга, – мы звали
ее Ашкой. Вороватая особа! Выгнали ее за мухлеж со счетами. Только дело-то
давно было.
– Похоже, эта особа не только деньги стырила, –
сердито заявила Света, – она еще и Семена увести хотела.
– Поосторожней с выражениями, – нахмурилась Нина.
– Но с какой стати, – залепетала Катя, – мы
ничего об этой дочери не знали, она, насколько я понимаю, о своем отце тоже.
Андрей Валерьевич кивнул:
– Семен Сергеевич объяснил мне ситуацию. Он в последнее
время столкнулся с крайней неблагодарностью своих домашних. И жена, и дочь были
с ним грубы, в доме постоянно разражались скандалы.
– Мы ссорились, – растерянно ответила Аня, –
это верно, но в семье всякое случается.
– Я папе не хамила, – покачала головой
Катя. – С мамой он ругался, но со мной нет.
Андрей Валерьевич прищурился:
– Не хочется вас упрекать, но Семена Сергеевича многое
обижало, например, то, что он, возвращаясь домой, обнаруживал вас спящими.
– Но папа частенько приезжал после полуночи! –
воскликнула Катя.
– Еще вы отказались поехать с ним в Турцию!
– Мне врач запретил бывать на солнце! – отозвалась
Аня. – Сеня знал об этом.
– С его письменного стола вечно пропадали ручки, –
заявил адвокат.
– Господи, – закричала Катя, – верно! Я брала
у папы из стакана копеечное шариковое барахло! Неужели из-за этого?
– Еще хозяйка постоянно забывала покупать
лимоны, – методично перечислял претензии Ильин. – Сами вы не любите
цитрусовые, Семену Сергеевичу хотелось кислого.
– Бред, – шептала Аня.
– Может, и так, – согласился Андрей
Валерьевич, – только капля камень точит. Капало, капало и перелилось через
край. Знаете, что он мне сказал, подписывая завещание? «Надоели они мне,
кровопийцы, уж присмотрите, чтобы Ниночку не обидели. Виноват я перед ней,
искупить вину хочу».
Аня закрыла глаза рукой.
Андрей Валерьевич глянул на меня:
– Вы Дарья Васильева?
Я кивнула:
– Верно.
– Вам Семен Сергеевич оставил картину, ту самую, что
висит в холле: три мопса, играющие в карты.
Я притихла, оценивая положение.
