«Неудивительно, — мелькнуло в голове у Кейт, — неудивительно, что Роберт Сесил, по слухам, все еще боится его».
— Моя дорогая Кейт, — сказал он, идя к ней и беря ее за обе руки.
Он хромал, как и ее муж, в результате раны, полученной в Испании. Он получил ее в Кадисе, тринадцать лет назад. После разграбления этого испанского города Рейли вернулся в Англию и был встречен как герой. Именно тогда Роберт Сесил, завистливый горбун, человек, лишенный солдатской выправки, решил, что это человек, которого нужно погубить. Так рассказал ей муж.
Кейт позволила его больным старым ладоням обхватить свои руки и улыбнулась.
— Я принесла вам лакомства, сэр Уолтер, — сказала она. — Своего абрикосового варенья. В этом году был замечательный урожай.
Он взял маленькие золотые кувшины и поднес их к окну, к свету.
— Вы очень добры ко мне, Кейт. Я не могу понять, почему вы так балуете старика.
Она сняла плащ и быстро повернулась к нему.
— Доброта скорее присуща вам, сэр Уолтер, чем мне. Иногда мне кажется, что видеть вас — это все, что мне осталось от моего отца, это все, что мне осталось от меня самой.
— У вас есть сын.
— Да, мне повезло. У меня есть сын.
— Как Себастьян? Стало ли ему легче дышать?
— Врач хочет попробовать новое лекарство — настойку кервеля и руты. Мы надеемся, что от нее стеснение в груди ослабнет. Леди Арабелла серьезно говорила мне о каком-то снадобье, на которое уповала ее бабка, — об отваре из вина, в котором размочены истолченные в порошок мокрицы.
— Ее бабку многие принимали за ведьму. И уж конечно, эту смесь должно смешивать в полнолуние.
Он поднял брови, чтобы показать, как относится к таким средствам.
— Уж конечно, — подхватила Кейт, улыбаясь в ответ. — Я поблагодарила ее и сказала, что подумаю.
Она снова сунула руку в корзину, вынула оттуда бумаги и протянула ему.
— Взгляните, сэр Уолтер. Я просмотрела еще кое-какие записки отца. В свое последнее путешествие на Вирджинию он сделал эти зарисовки растений, которые нашел там. Я подумала, что вам, возможно, захочется взглянуть на них.
Он разложил бумаги на столе и стал смотреть на прекрасно выполненные рисунки. Его глаза посветлели.
— Ах! Это сассафрас, туземцы употребляют его как стимулирующее сердечное средство.
Он указал на один рисунок.
— А вот это разновидность банана; он растет так раскидисто, а осенью у него яркие ягоды, которые привлекают птиц со всей округи, — смотришь на эти рисунки и все вспоминаешь!
Он еще некоторое время рассматривал рисунки, потом повернулся к ней.
— Вы, должно быть, очень скучаете по отцу. Это был храбрый и достойный человек. Я гордился, что мог называть его другом.
— Спасибо, — прошептала она. — Вы не знаете, как много значат для меня эти слова сейчас…
Ее голос слегка задрожал, но потом она обратила к нему лицо.
— Довольно, довольно, я принесла вам кое-что еще. Взгляните. Это карта, которую мой отец привез с собой. Один человек начертил для него эту карту — это поселенец, которого он встретил в Джеймстауне, до этого путешествовавший на юг, к Гвиане. Он сказал, что тамошние туземцы рассказали ему — понимаете? — что если он пойдет вот по этому притоку Ориноко вверх в горы, за этим каньоном он найдет золотую жилу. Индейцы свободно говорили об этом. Вы верите, что это правда?
— Если золото выращивается солнцем, — ответил он, — как говорят старые алхимики, тогда, конечно, земли вокруг Эквадора должны быть пронизаны богатыми золотоносными пластами. Я сам плавал по Ориноко, именно с такими надеждами. Позвольте взглянуть.
Две головы склонились над картой: его — седая и ее — с откинутым капюшоном, который открывал гладкие каштановые волосы. Время шло. Рейли показывал ей места и говорил о горах и птицах, ярких, как самоцветы, о кристально-чистых водах и бескрайних небесах обеих Америк. Кейт жадно слушала каждое слово Рейли, глаза ее сверкали, и на какое-то время ей показалось, что она опять со своим отцом.
Наконец она вздохнула и сказала:
— Мне нужно идти. Себастьян проснется и будет звать меня. И мне нужно заняться кое-какими приготовлениями.
Она грустно посмотрела на него.
— Через два дня я должна отправиться во дворец Уайтхолл.
— Вы? В Уайтхолл? Но я думал, что вы терпеть не можете двор.
— Не могу. Но я приглашена принять участие в представлении, устраиваемом королевой. Послезавтра будет репетиция в пиршественном зале.
— А ваш супруг одобряет это?
Она колебалась.
— Он напомнил мне, как важно не потерять милости людей, стоящих у власти.
Рейли сказал спокойно:
— Конечно, он прав. Вы сказали ему, что посетите меня?
Она встретилась с ним взглядом.
— Нет.
На некоторое время воцарилась тишина, если не считать звуков, производимых рабочими Тауэра и доносящихся сквозь полуоткрытое окно, — шума оружейников и чеканщиков монеты, работавших в этих мрачных стенах. Рейли начал складывать карту.
— Возможно, вам следует подумать об этом. Но я боюсь, что он может запретить вам эти посещения. Благодарю вас, дорогая, что позволили мне увидеть это.
Он протянул ей карту, но она возразила:
— О, оставьте ее у себя! Отец как-то сказал мне, что ему хочется, чтобы эта карта была у вас. Он сказал, что если бы вам дали возможность отправиться снова в экспедицию, вы, возможно, захотели бы взять ее с собой. Он сказал, что ни у кого нет таких возможностей найти золото в Новом Свете, как у вас. Он также сказал, что никто не заслуживает этого больше, чем вы.
Рейли улыбнулся и покачал головой.
— Боюсь, что я никогда не выйду на свободу.
— Выйдете, — пылко сказала она, беря корзину и снова натягивая капюшон на волосы. — Вы будете свободны. У вас столько друзей, которые любят вас, которые ищут для вас справедливости.
— Мои враги более могущественны, чем мои друзья, — спокойно ответил он. — По крайней мере, на данный момент. Но возможно, что для меня золото и свобода, если они вообще явятся, то явятся рука об руку.
Она замерла.
— Что вы имеете ввиду?
Он пошел посмотреть, закрыта ли дверь. Потом вернулся к ней.
— Существует много способов, — сказал он, — для того, чтобы отыскать золото. Некоторые ищут на берегах Ориноко; другие трудятся в темных лабораториях, выращивая над огнем свои тайные смеси.
— Вы снова говорите об алхимии?
— Воистину так. И у меня был хороший учитель в этом искусстве, доктор Джон Ди. В прошлом декабре, перед тем как умереть, он болел и не выходил из своего дома в Морт-лейке. Он не смог посетить меня. Но он прислал мне вот это письмо, Кейт.
