Я улыбнулся. Эта скупердяйская мысль императора насчет хороших цен была слишком уж неестественной.
— Вы не разочаруетесь, император. На меня работает аукционист по имени Гемин. Он относится ко мне как к собственному сыну.
— Анакрит думает, что ты и есть его сын! — выдал Веспасиан. Меня поразила хитрость Анакрита. Мой отец ушел из дома с рыжей вязальщицей шарфов, когда мне было семь лет. Я никогда его не простил, а моя мама смертельно обиделась бы, узнав, что у меня с ним сейчас какието дела. Если Гемин и был моим отцом, я бы предпочел этого не знать.
— Анакрит, — коротко сказал я Веспасиану, — живет в своем романтическом мире!
— Очень азартен в своей работе. А что ты думаешь о Моме?
— Так себе.
Веспасиан проворчал, что мне никто никогда не нравится; я согласился.
— Жалко Лонгина, — задумчиво произнес он, клоня к окончанию нашей беседы.
Я понял, что он хочет сказать. Любой император может казнить людей, которые с ним не согласны, но оставлять их на свободе, чтобы те снова на него нападали, — это особый стиль.
— Вы понимаете, — пожаловался я, — что брат Гордиан подумает, будто сегодняшний ад приказали устроить вы. Когда я появлюсь перед ним со счастливым лицом, он предположит, что я ваш личный истребитель — или так и есть? — подозрительно спросил я.
— Если бы мне нужен был дрессированный убийца, — отвечал Веспасиан, позволяя мне оскорблять его, как будто он получал удовольствие от этого нового занятия, — я бы нанял когонибудь, кто меньше высказывает свое мнение о нравственности…
Я поблагодарил его за комплимент, хотя Веспасиан сделал его ненамеренно, затем вышел из дворца, проклиная шанс получить премию, который я потерял изза пламенной кончины жреца Лонгина. Чтобы относиться к среднему классу, мне нужно было четыреста тысяч сестерциев. Веспасиан оплачивал мои расходы наличными плюс скудную суточную норму. Если бы я не зарабатывал немного дополнительно, это приносило бы мне жалкие девять сотен в год. Чтобы прожить, нужна, по крайней мере, тысяча.
X
Несмотря на все опасности ночных улиц, я снова пошел к дому Пертинакса. Мне удалось добраться до Квиринальского холма всего лишь с синяком на руке от пьяницы, который, абсолютно не чувствуя пространства, врезался прямо в меня. Однако пространство он чувствовал лучше, чем казалось; когда мы выделывали неистовые пируэты, бродяга свистнул мой кошелек — тот, в котором я ношу мелкие камешки для разбойников такого рода.
Я ускорял шаг на протяжении нескольких улиц, на случай, если он бросится за мной, чтобы извиниться.
До виллы я дошел без дальнейших несчастий.
Изза установленного в Риме комендантского часа мы смогли привезти колесное транспортное средство на Квиринал только с наступлением темноты; быть душеприказчиком — занятие для призраков. Теперь на улице стояли четыре повозки, а люди аукциониста грузили на них кушетки из атласного дерева и эмалированные египетские серванты, в которые втиснули светильники, чтобы уравновесить нагрузку. В доме я помогал носильщикам, подставив плечо к шкафу для одежды, который они двигали по коридору.
— Фалько!
Мастер Горний хотел мне чтото показать. Под сопровождение эха от наших шагов мы из пустого красного коридора спустились в спальню на первом этаже, где я еще не был. Мы вошли через обшитую панелями дверь, которая находилась между двумя базальтовыми скульптурами.
— О, очень мило!
Женская комната — роскошная и тихая. В пять раз больше любой из комнат, в которых я когдалибо жил, а потолки в два раза выше. Нижняя обшивка стен была расписана под нежносерый мрамор, а верхние панели небесноголубого цвета обрамляла лента пастельных тонов, завершаясь в центре медальонами. Напольная мозаика составляла замысловатый узор в оттенках серого, безусловно придуманный специально для этой комнаты, на котором даже выделялось пространство для кровати; там потолок был ниже, создавая уютную нишу для сна.
Кровати уже не было. Осталась всего одна вещь. Горний указал на небольшой сундук из резного восточного дерева, который стоял на четырех круглых расписных ножках.
— Привезен из Индии? Ключ есть?
Горний вручил мне кусочек холодного металла с тревожным взглядом, словно боялся, что мы сейчас найдем мумию какогонибудь ребенка. Я сдул пыль и открыл.
Ничего ценного. Старые письма и несколько ниточек янтарных бус, все неровной формы и неудачно сочетающихся цветов. Подобные вещи может хранить полная надежд девушка на тот случай, если у нее появится ребенок, который будет с ними играть. Бумажка на самом верху сундука вызывала аппетит: «Палтус под тминным соусом».
— Для Анакрита здесь ничего нет. Забирай ящик; я об этом позабочусь… — Горний поблагодарил меня, и двое носильщиков унесли сундук.
Я остался стоять один, посасывая нижнюю губу. Я понял, кто здесь когдато жил. Елена Юстина, бывшая жена заговорщика.
Мне нравилась эта комната. Ну, хорошо, мне нравилась она. Она мне настолько нравилась, что я пытался себя убедить, что мне лучше больше с ней не встречаться.
Сейчас какаято старая коробка, однажды принадлежавшая ей, заставила мое сердце биться, как у безнадежно влюбленного двенадцатилетнего мальчишки.
Все, что здесь осталось, это массивный канделябр на великолепном позолоченном рельефном украшении на потолке. Движение воздуха между его дорогими свечками создавало прыгающие тени, которые через раздвижные двери проводили меня в личный садик во дворе, где росли инжир и розмарин. Наверное, Елена любила сидеть здесь, утром за своим теплым чаем из трав или днем за письмами.
Я вернулся и просто стоял, представляя, как, должно быть, когдато выглядела эта прекрасная комната, заполненная ее личными вещами: высокая кровать и обязательно плетеные из прутьев кресла и скамеечки для ног; шкафы и полки; баночки для духов и флаконы с маслами, серебряные горшочки для косметики, шкатулки из сандалового дерева для украшений и ленточек, зеркальца и гребни, сундуки для одежды. Служанки и горничные ходят тудасюда. Арфист развлекает ее, когда ей грустно. На это была уйма времени: четыре несчастных года грусти.
Спальня Пертинакса находилась в отдельном крыле. Вот как живут богачи. Когда Пертинакс желал, чтобы его великолепная молодая жена выполнила перед ним свои супружеские обязанности, то раб приводил ее через два холодных коридора. Возможно, иногда она приходила к нему сама, но я в этом сомневался. Как и в том, что он когдато пытался ее здесь чемто удивить. Елена Юстина развелась с Пертинаксом изза того, что он не уделял ей никакого внимания. Я ненавидел его за это. Он купался в роскоши, хотя имел нелепые моральные ценности.
Я вернулся в атрий, чувствуя боль в груди, и случайно столкнулся с Гемином.
— Паршиво выглядишь!
— Собираю идеи по декорированию.
— Найди себе нормальную работу и зарабатывай приличные деньги!
