Я замолчал. Надеялся, что любопытство заставит наблюдателей оставить меня в живых. Если нет, то позаимствовать крылатые сандалии было бы недостаточно, чтобы свободно улететь из этого затруднительного положения.
Никаких признаков молодого Гермеса и его змеиной команды. Зато последовало минутное замешательство, еще одна раскачивающаяся волна, затем из этой волны выпрыгнул смуглый босой человек в шляпе с загнутыми полями, который перемахнул через прилавок прямо на меня. Естественно, я не был вооружен; я же жрец. Он размахивал чудовищным ножом.
Однако я спасся. В один миг оружие этого привидения оказалось у горла продавца лакрицы. Сверкало острое лезвие — такие ножи бывают у моряков для разрезания опасно запутанных веревок на борту корабля или для того, чтобы убивать друг друга, когда они наслаждаются выпивкой на берегу. Он был более или менее трезв, но создавалось такое впечатление, что отнимать жизни у людей, которые посмотрели на него слишком пристально, — это для него способ расслабиться.
Он во всю глотку закричал толпе:
— Еще один шаг — и я зарежу этого торговца!
А затем мне:
— Приятель, беги, если хочешь жить!
XIV
Схватив свое религиозное одеяние, я проскочил мимо здания суда, не останавливаясь, чтобы спросить, не рассмотрит ли судья мое дело. Перед третьим темным переулком я услышал позади топот босых ног моего спасителя.
— Спасибо! — задыхаясь, произнес я. — Хорошая встреча. Кажется, ты полезный человек!
— Что ты сделал?
— Понятия не имею.
— Обычное дело! — воскликнул парень.
Мы пошли по дороге, которая ведет из города, и вскоре сидели в харчевне на берегу. Мой новый друг посоветовал похлебку из моллюсков с шафрановым соусом.
— Смесь из моллюсков, — осторожно ответил я, — в таверне без вывески в чужом порту — это риск, которого моя мама учила меня избегать! Что еще здесь готовят?
— Похлебку из моллюсков — без шафрана!
Мужчина улыбнулся. У него был идеально ровный нос, который соединялся с лицом под неудачным углом в тридцать градусов. На левой стороне лица находилась вздернутая бровь веселого, смешного парня, а на правой — рот грустного клоуна с опущенным вниз уголком. Обе эти половины были вполне нормальными; просто в целом лицо создавало впечатление какойто искусственности. Два его профиля были настолько разными, что я, как загипнотизированный, уставился на этого человека, словно его исказили.
Мы оба заказали похлебку и вина. Ведь жизнь довольно коротка. Можно крепко пить и умереть с шиком.
Я заплатил за графин, пока мой новый друг заказывал остальные блюда: корзинку с хлебом, блюдце оливок, яйца, сваренные вкрутую, салатлатук, снетки, семечки, корнишоны, кусочки холодной колбасы и так далее. Немного перекусив, мы представились друг другу.
— Лэс.
— Фалько.
— Капитан «Морского скорпиона», из Тарента. Я совершал плавания в Александрию, но бросил и взялся за более короткие расстояния, где меньше штормов. Мне нужно в Кротоне кое с кем встретиться.
— Я приехал из Рима. Прибыл сегодня.
— Что привело тебя в Бруттий?
— Что бы то ни было, сейчас это кажется ужасной ошибкой!
Мы подняли рюмки и принялись за закуску.
— Ты не сказал, чем занимаешься, Фалько!
— Совершенно верно. — Я отломил хлеб от круглой буханки, а потом сосредоточенно ковырялся косточкой от оливки между передними зубами. — Я никогда об этом не говорил!
Я выплюнул косточку. Я не был настолько невоспитанным, чтобы скрывать чтото от парня, который спас мне жизнь; Лэс понимал, что я дразнил его. Мы притворились, что забыли об этом.
Местечко, куда мы пришли, было на удивление оживленным для середины дня. Заведения на берегу моря часто похожи на это, обслуживающее моряков, которые не имеют представления о времени. Некоторые клиенты пили в помещении за стойкой, но большинство расположилось на скамейках под открытым небом, как мы, терпеливо ожидая своей еды.
Я рассказал Лэсу, что по моему опыту таверны на пристани тоже все похожи на эту. Ты часами сидишь здесь, воображая, что они готовят филе только что пойманной барабульки специально для тебя. На самом деле правда такова: повар — апатичный дурень, убежавший по какомуто делу для своего зятя; на обратном пути он ссорится с девушкой, которой должен денег, потом останавливается, чтобы посмотреть на собачью драку перед тем, как поболеть за игру в солдатиков в ресторане конкурентов. Он возвращается к середине дня в паршивом настроении, разогревает тошнотворную рыбу во вчерашнем бульоне и бросает туда мидии, которые он даже не позаботился почистить, затем час спустя ты выблевываешь свой обед в гавани, потому что слишком напился, пока ждал его…
— Успокойся, Лэс: портовая еда никогда не задерживается в желудке настолько долго, чтобы можно было отравиться.
Он лишь улыбнулся. Моряки привыкли слушать вымыслы иностранцев.
Принесли нашу похлебку. Она была хороша, попортовому обильна. Я управлялся с ней, процеживая языком, чтобы поймать куски крабовых клешней, пока Лэс в шутку донимал меня:
— Поскольку ты стесняешься сказать мне, я угадаю… Ты похож на шпиона.
Я был оскорблен.
— Я думал, что похож на жреца!
— Фалько, ты похож на шпиона, который маскируется под жреца! — Я вздохнул, и мы выпили еще немного вина.
Мой новый друг Лэс был странным явлением. В городе, где у меня не было никаких причин комуто доверять, он казался весьма надежным. Оба его глаза были черными и похожими на бусинки, как у дрозда. Лэс всегда носил шляпу моряка. У нее был круглый войлочный верх, окруженный закрученными полями, так что она была похожа на загнутую вверх шляпку гриба.
Компания редела. Мы остались с двумя старыми моряками и несколькими путешественниками, которые, как и я, искали убежища в тихом порту. А также трио молодых девушек с именами Гая, Ипсифиль и Мероэ. Они были одеты в коротенькие платьица, не обладали почти никакой индивидуальностью и много бегали тудасюда. За неимением свежего винограда или жареных каштанов эти сочные фрукты можно было получить в качестве десерта этажом выше.
Гая была на удивление привлекательной.
— Хочешь попытать счастья? — спросил Лэс, поймав мой взгляд.
Он вел себя очень великодушно; казалось, Лэс с удовольствием посторожил бы мое место за столиком, если бы я удалился с одной из девушек. Я с ленивой улыбкой слегка покачал головой, как будто требовалось слишком много усилий, чтобы кудато идти. Потом я закрыл глаза, все еще улыбаясь, словно вспоминал о другой своей знакомой симпатичной девушке — и ее уничтожающем взгляде, если она узнает, что я помышляю о дешевом развлечении с портовой шлюхой. У элегантной и полной достоинства Елены Юстины глаза были насыщенного, темного золотистокоричневого цвета пальмовых фиников из пустыни, а когда ее светлость была чемто раздражена, то фыркала, как невоспитанный верблюд…