На какое-то ужасное, тошнотворное мгновение Елене
показалось, будто это Тайлер. Ей припомнилась его зажигалка в разрушенной
церкви на холме. Но когда свеча на столе снова загорелась, Елена увидела вовсе
не мясистый кулак Тайлера, а бледную руку с длинными тонкими пальцами, которая
держала подсвечник. И тут еще на одно мгновение Елене показалось, будто это
Стефан, однако затем она перевела взгляд на лицо гостя.
– Вы! – потрясенно воскликнула она. – Да что вы здесь
делаете? – Елена посмотрела на застекленную дверь во двор, которая
действительно оказалась открыта. – Вы всегда приходите в чужие дома без
приглашения?
– Но ты попросила меня прийти. – Голос был именно такой,
каким она его помнила, тихий, ироничный и довольный. Елена припомнила и эту
улыбку. – Спасибо, – добавил молодой человек и грациозно сел на стул, который
она к себе притянула.
Елена отдернула руку.
– Вас я не приглашала, – беспомощно возразила она,
разрываясь между гневом и смущением. – А зачем это вы около дома Бонни
болтались?
Юноша улыбнулся. Его черные волосы, слишком мягкие и тонкие,
отражали пламя свечи, словно темная вода. Лицо его было очень бледным, но в то
же самое время совершенно неотразимым. Внезапно он посмотрел ей прямо в глаза:
– О Елена, краса твоя нежная
Подобна баркам ниццейским,
Что в море душистом плывут…
– Думаю, вам лучше уйти.
Елена больше не хотела с ним разговаривать. Собственный
голос творил с ней странные вещи, загадочным образом заставлял ее чувствовать
свою слабость. В животе у Елены словно что-то таяло.
– Вам здесь быть не полагается. Пожалуйста, уходите. – Она
потянулась к свече, собираясь взять ее и выйти из столовой, стараясь преодолеть
нарастающее головокружение.
Но прежде чем Елена успела дотянуться до свечи, произошло
нечто совершенно экстраординарное. Молодой человек ловко поймал ее протянутую
руку, не грубо, но нежно, и задержал ее в своих изящных прохладных пальцах.
Затем он аккуратно повернул руку, нагнул темную голову и поцеловал мягкую
ладонь.
– Не надо… – в шоке прошептала Елена.
– Идем со мной, – произнес юноша и заглянул ей в глаза.
– Пожалуйста, не надо… – снова прошептала Елена, пока мир
кружился вокруг нее.
Чистое безумие. О чем он говорил? Куда она должна была с ним
идти? Но Елена испытывала такое головокружение, такую слабость.
Молодой человек встал со стула, галантно ее поддерживая.
Елена оперлась об него и почувствовала, как те прохладные пальцы взялись за
первую пуговицу ее блузки, у самого горла.
– Пожалуйста, нет…
– Все будет хорошо. Сама увидишь. – Он отдернул ворот
блузки, другой рукой придерживая ее затылок.
– Нет! – Внезапно силы вернулись к Елене, и она резко
отстранилась, натыкаясь на стул. – Я серьезно велела вам уходить. Убирайтесь…
сейчас же!
На мгновение чистая ярость засверкала в глазах молодого
человека, и словно темные волны угрозы начали исходить от него. Но в следующий
миг его глаза вновь стали спокойными и холодными. Легкая улыбка едва мелькнула
на лице юноши.
– Я уйду, – произнес он. – Но ненадолго.
Елена покачала головой и стала наблюдать за тем, как он без
единого слова выходит в застекленную дверь. Когда дверь, наконец, захлопнулась,
девушка замерла, стараясь восстановить дыхание.
Тишина… но ведь здесь вовсе не должно было быть так тихо.
Изумленно повернувшись к старинным часам, Елена обнаружила, что они
остановились. Однако, прежде чем она смогла пристально их изучить, послышались
громкие голоса Бонни и Мередит.
Елена поспешила выйти в коридор, чувствуя непривычную
слабость в ногах. Поправив блузку, она застегнула ее на все пуговицы. Задняя
дверь оказалась открытой, и Елена увидела две фигуры, склонившиеся над чем-то
лежащим на газоне.
– Бонни? Мередит? Что случилось?
Лишь когда Елена к ним подошла, Бонни подняла потрясенный
взгляд. Глаза ее были полны слез:
– Ах, Елена, он мертв.
Похолодев от ужаса, Елена взглянула на небольшое тельце у
ног Бонни. Старый пекинес совершенно неподвижно лежал на боку. Глаза его были
открыты.
– Ах, Бонни, – выдохнула она.
– Он был стар, – со слезами в голосе произнесла Бонни, – но
я никогда не думала, что он умрет так скоро. Ведь еще совсем недавно он лаял.
– Думаю, нам лучше войти в дом, – предложила Мередит.
Елена посмотрела на нее и кивнула. В сегодняшнюю ночь
оставаться в темноте определенно не следовало. Приглашать к себе призраков в
эту ночь тоже было не лучшей мыслью. Теперь Елена это точно знала, хотя
по-прежнему не понимала, что же случилось.
Только когда они вернулись в гостиную, Елена вдруг
обнаружила, что ее дневник пропал.
* * *
Стефан оторвался от мягкой, как бархат, шеи оленихи. Лес был
полон ночных звуков, и юноша не очень хорошо понимал, что именно его
встревожило.
Когда Сила его разума рассеялась, олениха вышла из транса.
Стефан почувствовал, как мышцы животного подрагивают, пока оно пыталось
подняться на ноги.
«Иди же», – подумал он тогда, улыбаясь и отпуская олениху.
Та тут же легко встала и побежала прочь.
Итак, Стефан получил вполне достаточно. Аккуратно облизывая
уголки рта, он чувствовал, как клыки его втягиваются и тупеют. Как всегда после
утоления голода, вернулась сверхчувствительность. Так сложно было понять, когда
нужно остановиться. Приступы головокружения вроде того, что случился у
разрушенной церкви, больше не повторялись, но юноша жил в постоянном страхе
перед их возвращением.
Мучил Стефана и один особенный страх: что в один прекрасный
день он придет в себя после очередного приступа, а у него в руках окажется
безжизненное тело Елены, что на изящном горле девочки окажутся две красные
отметинки, а ее сердце навеки замрет.
Вот чего ему следовало опасаться. Жажда крови, со всем
разнообразием страхов и наслаждений, даже сейчас оставалась для Стефана
загадкой. Прожив с ней несколько столетий, он по-прежнему толком ее не понимал.
Как человека, Стефана вне всяких сомнений отвращала, доводила до тошноты сама
мысль о том, чтобы высасывать роскошную теплую влагу из живого тела. Если,
конечно, именно так все это описывать.