Бонни и Мередит не могут узнать всей правды о Стефане.
Стефан не может узнать правду о Дамоне. Тетя Джудит вообще ни о чем не должна
узнать. Бонни и Мередит известно про Кэролайн и про дневник. Стефану нет.
Стефан знает о вербене, которую я, кстати сказать, теперь каждый день
использую: Бонни и Мередит не знают — хотя я дала каждой по мешочку с сухими
веточками. Одно хорошо — вербена, похоже, действует. По крайней мере случаев
лунатизма со мной после той ночи больше не происходило. Но было бы ложью
сказать, что я с тех пор не видела снов про Дамона. Он непременно присутствует
во всех моих ночных кошмарах.
Сейчас моя жизнь полна лжи, и мне обязательно нужен кто-то,
с кем я могла бы поделиться. Я намерена прятать дневник под половицей в чулане,
так что никто не найдет его, даже если я неожиданно умру, и мою комнату
освободят от всех моих вещей. Возможно, один из внуков Маргарет станет в один
прекрасный день там играть, потянет за половицу и выудит дневник наружу, но до
тех пор его не найдет никто. Дневник — мой самый главный секрет.
Не знаю, почему я так много думаю о смерти. На самом деле
этот пунктик скорее характерен для Бонни — это как раз она думает, что смерть
может быть удивительно романтичной. А я точно знаю, на что она на самом деле
похожа, — не было ровным счетом ничего романтичного в том, как умерли мои мама
и папа. Более скверного чувства я никогда в жизни не испытывала. Я хочу прожить
долгую жизнь, выйти замуж за Стефана и быть счастливой. Нет причин, способных
помешать мне быть счастливой. Все наши проблемы коренятся исключительно в нас
самих.
Правда, бывают такие минуты, когда я пугаюсь и перестаю
верить в себя. И еще есть разные мелочи, которые очень меня раздражают.
Например, почему Стефан все еще носит у себя на шее кольцо Катрины, хотя я
точно знаю, что он меня любит. И еще — почему он ни разу не сказал, что он меня
любит, хотя я точно знаю, что это так.
Впрочем, это не имеет большого значения. Все со временем
выправится. Все просто должно встать на свои места. А потом мы со Стефаном
будем вместе и будем счастливы. Нет ничего, что помешало бы нам стать
счастливыми. Нет ничего, что помешало бы нам стать счастливыми. Нет ничего…
Елена отложила ручку, стараясь сосредоточиться на своих
записях. Но они расплывались перед ее глазами, и она захлопнула тетрадку,
прежде чем предательская слезинка упала на чернильные строчки. Затем она
подошла к чулану, пилкой для ногтей поддела половицу и положила под нее
дневник.
Пилка для ногтей лежала у нее в кармане и неделей позже,
когда они с Бонни и Мередит стояли у задней двери дома Кэролайн.
— Скорее, — страдальчески прошипела Бонни, с таким видом
оглядывая дворик, как будто она ожидала, что на них вот-вот что-нибудь
набросится. — Давай, Мередит!
— Ну вот, — выдохнула Мередит, когда ключ наконец-то
повернулся в английском замке, и дверная ручка поддалась. — Считайте, мы уже на
месте.
— А ты уверена, что там никого нет? Послушай, Елена, а что,
если они вернутся раньше, чем мы ожидаем? Почему мы не могли проделать это в
дневное время?
— Брось, Бонни. Может, ты все-таки войдешь? Мы уже и так
пустились во все тяжкие. В дневное время в доме всегда есть служанка. А сегодня
вечером Форбсы рано не вернутся, если только кому-то в Шез-Луисе не станет
плохо. Давай, входи! — подтолкнула ее Елена.
— Никто не отважится признаться, что ему стало плохо на
обеде в честь дня рождения мистера Форбса, — сказала Мередит, пытаясь утешить
Бонни, когда та все-таки вошла в дом. — Мы в полной безопасности.
— Если у Форбсов достаточно денег, чтобы отправляться в
дорогие рестораны, они могли бы позволить себе оставить в пустом доме несколько
включенных ламп, — заметила Бонни, не в силах успокоиться.
В глубине души Елена соглашалась с подругой. Странно и
тревожно было бродить по чужому дому в потемках, и ее сердце отчаянно
колотилось, пока они поднимались по лестнице. Ладонь Елены, сжимающая
электрический фонарик, стала влажной и скользкой. Однако, несмотря на все
физические симптомы паники, разум Елены по-прежнему работал холодно и спокойно,
почти отстраненно.
— Тайник должен быть у нее в спальне, — решила она.
Окно в комнате Кэролайн выходило на улицу, и это означало,
что троим подругам следовало соблюдать особую осторожность со светом. Ощущая
немалое смятение, Елена обвела помещение крошечным лучиком фонарика. Одно дело
— запланировать обыск чьей-то комнаты, нарисовать себе, как ты эффективно и
методично осматриваешь шкафчики. Совсем иначе действительно оказаться там и
даже не знать, с чего начать. Кроме того, Елена мучительно боялась что-либо
трогать из страха, что Кэролайн потом это обнаружит.
Две ее подруги тоже стояли в полной неподвижности.
— Может, нам просто следует вернуться домой? — тихо
промолвила Бонни.
И на сей раз Мередит не стала ей противоречить.
— Мы должны попытаться. По крайней мере попытаться, —
выдохнула Елена, поражаясь оловянной гулкости своего голоса.
Выдернув на себя полку высокого комода, она осветила
фонариком изящные стопки кружевного нижнего белья. Аккуратно прощупав белье,
Елена убедилась, что ничего похожего на книжку там содержаться не может. Тогда
она поправила стопки и закрыла шкафчик. А затем перевела дух.
— Все не так уж и сложно, — бодро начала Елена. — На самом
деле нам всего-навсего требуется разделить комнату на секции, а затем начать их
обыскивать, проверяя каждый шкафчик, каждый ящичек. В общем, осматривая все
достаточно большие предметы, где можно спрятать дневник.
Себе она выбрала гардеробную — и первым делом потыкала там
половицы своей пилочкой для ногтей. Однако все половицы были надежно
закреплены. Простукивание стенок тоже ничего не дало. Роясь в одежде, Елена
обнаружила там несколько вещей, которые Кэролайн одолжила у нее в прошлом году.
Ее подмывало забрать свою одежду назад, но этого она, естественно, сделать не
могла. Осмотр туфель и сумочек тоже ничего не дал. Даже когда Елена встала на
стул, чтобы как следует проверить верхнюю полку платяного шкафа, результат
оказался тем же.
Мередит сидела на полу, изучая груду плюшевых животных,
которые были уложены в сундук вместе с другими детскими вещами Кэролайн.
Пробегая изящными длинными пальцами по каждой игрушке, она выискивала
уплотнения в материале. Добравшись до плюшевого пуделя, Мередит вдруг
помедлила.
— Ведь это я ей его подарила, — прошептала она. — На
десятилетие. Я думала, она его давно выкинула.
Елена не могла видеть ее глаз — фонарик Мередит был
направлен на пуделя. Но она прекрасно себе представляла, что теперь должна
испытывать подруга.
