Тогда я скинула босоножки, подобрала под себя
ноги и уселась поудобнее.
Лемешева удивленно глянула на меня, прежде чем
приступить к отчету, остальные даже взгляда себе не позволили — ели глазами
шефа. Лизоблюды!
Завулон, откинувшийся в кресле за своим
необъятным столом, тоже никак на меня не отреагировал. Внешне, по крайней мере.
Ну и не надо…
Я слушала ровный голос Лемешевой — докладывала
она хорошо, коротко и четко, ничего лишнего не сказано, и ничего важного не
упущено. И смотрела на фотографию, что висела над рабочим столом.
Старая-престарая, ей сто сорок лет, она сделана еще коллоидальным способом —
когда-то шеф мне подробно объяснял различия между «сухим» и «мокрым» методами.
На фотографии — Завулон в старомодной одежде оксфордского студента, на фоне
башни колледжа Крайст-Черч. Это подлинник работы Льюиса Кэрролла, и шеф как-то
заметил, что очень трудно было уговорить «этого чопорного поэтического сухаря»
потратить время не на маленькую девочку, а на собственного студента. Но
фотография очень удачная, наверное, Кэрролл и впрямь был мастером. Завулон на
ней серьезен, но в глазах живет тихая ирония, и еще он кажется гораздо моложе…
хотя что для него полтораста лет…
— Донникова?
Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:
— Совершенно согласна. Если целью нашей миссии
было непременное освобождение задержанной — то образование круга силы и угроза
жертвоприношения являлись наилучшим решением.
Помолчав, я скептически добавила:
— Конечно, если эта дура стоила таких усилий.
— Алиса! — в голосе Лемешевой зазвенел металл.
— Как ты смеешь обсуждать приказы руководства? Шеф, приношу извинения за Алису,
она переволновалась и несколько… несколько не в себе.
— Разумеется, — сказал Завулон. — Алиса,
фактически, обеспечила успех операции. Пожертвовала всей своей силой.
Неудивительно, что ей хочется задавать вопросы.
Я вскинула голову.
Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешки
или иронии.
— Но… — начала Лемешева.
— Кто-то только что говорил о субординации? —
прервал ее Завулон. — Помолчите.
Лемешева осеклась.
Завулон поднялся из-за стола. Неторопливо
подошел ко мне — я, не отрываясь, смотрела на него, но вставать не стала.
— Та дура, — сказал Завулон, — ни стоила таких
усилий. Разумеется. А вот сама операция против Ночного Дозора была крайне
важна. И все ваши боевые раны вполне оправданны.
Мне словно шило в одно место вставили…
— Спасибо, Завулон, — ответила я. — Мне будет
легче прожить все эти годы, зная, что я выкладывалась не зря.
— Какие годы, Алиса? — спросил Завулон.
Странное дело… мы целый год вообще не
разговаривали… я даже приказов от него лично не получала… а вот сейчас он
заговорил — и в груди снова холодный колючий комок…
— Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень
нескоро.
Завулон усмехнулся. И — вдруг — протянул руку!
И потрепал меня по щеке. Ласково… и так знакомо…
— Мало ли, что сказал лекарь… — миролюбиво
произнес Завулон. — У лекаря свое мнение… а у меня свое.
Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобы
не потянуться щекой за ней следом…
— Думаю, никто не спорит, что Алиса Донникова
в значительной мере обеспечила успех сегодняшней операции? — спросил Завулон.
Ага… хотела бы я посмотреть на того, кто
возразит! Лишь Лемешева осторожно добавила:
— Мы все приложили значительные усилия…
— По вашему состоянию легко понять, кто и что
приложил.
Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал,
лишь облокотился о столешницу, и замер, глядя на меня. Кажется — он внимательно
меня прощупывал сквозь сумрак.
Но я не могла этого ощутить…
— Все согласны, что Дневной Дозор должен
помочь Алисе? — осведомился Завулон.
В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-то
старая ведьма и сама была подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когда
я была в фаворе… поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.
— Если речь идет о помощи, — начала она, — то
Карл Львович провел хорошую параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, но
это все равно, что давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, я
готова попробовать…
Завулон повернул голову, и Лемешева
заткнулась.
— Нужен бульончик — будет бульончик, — очень
мирным голосом сказал он. — Все свободны.
Первыми повскакивали братья-вампиры, потом
повставали ведьмы. Я тоже зашарила ногами в поисках босоножек.
— Алиса, останься, если не сложно, — попросил
Завулон.
Глаза Лемешевой вспыхнули — и погасли. Она
поняла то, во что я все еще боялась поверить.
Через несколько мгновений мы с Завулоном
остались одни. Молча глядя друг на друга.
Горло пересохло, и язык отказывался
повиноваться. Нет, не может такого быть… не стоит даже и обманываться…
— Как ты, Аля? — спросил Завулон.
Алей меня зовет только мама.
И Завулон — раньше звал…
— Как выжатый лимон, — сказала я. — Скажи, я и
впрямь страшная дура? Истратила себя на никому не нужную работу?
— Ты умница, Аля, — сказал Завулон.
И улыбнулся.
Так же как раньше. Совсем так же.
— Но я теперь…
Я замолчала, потому что Завулон шагнул ко мне
— и слова стали не нужны. Я даже встать с кресла не смогла: обхватила его за
ноги, обняла, прижалась — и разревелась.
— Сегодня ты положила начало одной из лучших
наших операций, — сказал Завулон. Его рука трепала мне волосы, но все-таки
казалось, что он сейчас далеко-далеко. Конечно, такой маг как он никогда не
может позволить себе расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области,
на нем судьбы простых Темных, живущих мирной и спокойной жизнью, ему приходится
бороться с интригами Светлых и уделять внимание людям… — Алиса, после твоей
глупой выходки с призмой силы я решил, что ты вряд ли заслуживаешь моего
внимания.
