— Что ж так, милая? — ворожея укоризненно
покачала головой. — Дочку он хочет, да?
— Дочку…
— Ну и родила бы, — пожала плечами Дарья. — У
меня, вон, пятеро. Двое по военной части пошли, старшенькие. Одна дочка
замужем, дите нянчит, другая учится. Да еще младший, шалопай… — она взмахнула
рукой. — Да ты садись, садись…
Наташа неохотно опустилась на табуретку,
крепко сжимая на коленях сумочку. Сказала, пытаясь перехватить инициативу:
— Жизнь так сложилась. Ну родила бы я ему
ребенка, нельзя же карьеру из-за этого рушить.
— Тоже правильно, — ворожея спорить не стала.
Потерла лицо ладонями. — Воля твоя… Ну что, вернуть его хочешь? Он ведь почему
ушел? Разлучница уже понесла от него… да ведь и сил приложила немало. И
выслушать, и пожалеть, и в постели что-нибудь такое вытворить… Мужик у тебя
хороший был, такого каждая заполучить норовит. Хочешь вернуть? Все равно
хочешь?
Наташа сжала губы.
— Да.
Ворожея вздохнула.
— Можно и вернуть… можно.
Ее тон вдруг неуловимо изменился, сделался
тяжелым, давящим:
— Только ведь трудно будет. Вернуть —
несложно, удержать труднее!
— Все равно хочу.
— В каждой из нас, доченька, своя магия есть,
— Дарья перегнулась через стол. Глаза ее будто сверлили Наташу. — Простая,
исконная, женская. Ты со своими амбициями совсем ее позабыла, а зря! Ничего.
Помогу тебе. Только делать все в три этапа придется.
Она легонько стукнула кулаком по столу.
— Первое. Дам я тебе приворот. Это грех
небольшой… Приворот муженька в доме вернет. Вернуть — вернет, но удержать не
удержит.
Наташа неуверенно кивнула. Деление ворожбы на
«три этапа» казалось чем-то неуместным — особенно от этой женщины и в этой
квартире…
— Второе… Дите у разлучницы родиться не
должно. Если родится — ты своего муженька не удержишь. Придется большой грех
творить, невинный плод травить..
— Да что вы такое говорите! — Наташа
вздрогнула. — Я под суд идти не собираюсь!
— Речь не об отраве, Наташенька. Я ладонями-то
разведу, — ворожея и впрямь развела руки, — а потом как хлопну… Вот и весь
труд, вот и весь грех. Какой суд?
Наташа молчала.
— Только этот грех я на себя брать не хочу, —
Дарья истово перекрестилась. — Если хочешь — помогу, но тогда ты перед богом
отвечать будешь!
Видимо, истолковав молчание как согласие, она
продолжила:
— Третье… Сама дите родишь. Тоже помогу. Будет
дочка, красавица да умница, тебе помощница, мужу радость. Тогда все твои беды и
кончатся.
— Вы это серьезно говорите? — тихо спросила
Наташа. — Вы все это…
— Я вот что тебе скажу, — Дарья встала. —
Скажешь «да» — все так и будет. Завтра муж твой вернется, а послезавтра
разлучница нагулянное выкинет. И денег я с тебя не возьму, пока сама не
понесешь. Но потом возьму — и много, это сразу говорю, Христом-богом клянусь.
Наташа криво улыбнулась.
— А если обману, не принесу денег? Все ведь
уже сделано будет…
Она осеклась. Ворожея молча и строго смотрела
на нее. С легким сочувствием, как мать на несмышленую дочку…
— Не обманешь, Наташенька. Сама подумай, и поймешь,
что не стоит обманывать.
Наташа сглотнула вставший в горле ком.
Попыталась пошутить:
— Значит, оплата по факту?
— Бизнесменка ты моя, — с иронией сказала
Дарья. — Кто ж тебя такую полюбит, деловую да умную? В бабе всегда дурость
должна быть… эх… По факту. По трем фактам.
— Сколько?
— Пять.
— Чего пять? — начала Наташа, и осеклась. — Я
думала, это стоит гораздо дешевле!
— Хочешь мужа вернуть — будет дешевле. Только
пройдет срок, и снова уйдет. А я тебе настоящую помощь предлагаю, верное
средство.
— Хочу, — Наташа кивнула. Ее охватило ощущение
легкой нереальности происходящего. Значит — хлоп в ладоши, и не будет нерожденного
еще ребенка? Хлоп другой — и она родит своему любимому идиоту дочку?
— Берешь на себя грех? — требовательно
спросила ворожея.
— Какой там грех, — с прорвавшимся
раздражением отозвалась Наташа. — Да этот грех каждая женщина хоть раз, да
делала! Там может и нет совсем ничего!
Ворожея задумалась, будто вслушиваясь во
что-то. Покачала головой:
— Есть… Кажется, и верно — дочка.
— Беру, — с прорвавшимся раздражением
отозвалась Наташа. — Все грехи на себя беру, какие хочешь. Мы договорились?
Ворожея посмотрела строго и неодобрительно:
— Так нельзя, дочка… Про все-то грехи. Мало ли
что я на тебя навешу? И свое, и чужое…будешь потом перед Богом отвечать.
— Разберется.
Дарья вздохнула:
— Ох, молодые… глупые. Да есть ему дело — в
грехам человеческих копаться? Каждый грех свой след оставляет, по следам и суд
идет… Ладно, не бойся. Чужого тебе не припишу.
— Я и не боюсь.
Ворожея уже будто и не слушала ее. Сидела,
настороженно вслушиваясь во что-то. Потом пожала плечами:
— Ладно… давай дело делать. Руку!
Наташа неуверенно протянула правую руку, с
тревогой следя за дорогим бриллиантовым кольцом. Хоть и туго слезает с пальца,
но…
— Ой!
Ворожея уколола ее в мизинец так быстро и
ловко, что Наташа даже ничего не почувствовала. Застыла в остолбенении, глядя
на набухающую красную каплю. Дарья, как ни в чем не бывало, бросила в немытую
тарелку с застывшими остатками борща крошечную медицинскую иглу — плоскую, с
остреньким жалом. Такими берут кровь в лабораториях.
— Не бойся, у меня все стерильно, иглы
одноразовые.
— Да что вы себе позволяете! — Наташа
попыталась было отдернуть руку, но Дарья перехватило ее неожиданно сильным и
точным движением.
— Стой, глупая! Снова колоть придется!
