Не знаю, о чем думал Петр. Может быть
размышлял о моей пригодности к педагогической работе. Может быть, жалел своего
подопечного. Может быть — рассуждал об общем несовершенстве мира. С него
станется.
А я улыбалась, вспоминая, как лихо меня
обманул пацан.
Вот он — наш будущий соратник.
Будущий Темный.
Если даже он не Иной, и ему суждено прожить
скучную человеческую жизнь, все равно, такие как он — наша опора.
Дело даже не в розыгрыше, конечно. Светлые
тоже любят пошутить. А вот то, что рождает в мальчишке подобные шутки — завести
и бросить ночью посреди парка незнакомую с местностью девушку, гордо выпятить
тощую грудь и прикинуться благополучным ребенком из крутой семьи… вот это —
наше.
Одиночество, неприкаянность, презрение или
жалость окружающих — это неприятные чувства. Но именно они рождают настоящих
Темных. Людей, или Иных, отмеченных печатью собственного достоинства,
наделенных гордостью, тягой к свободе.
Кто вырастет из ребенка обеспеченных людей, и
впрямь проводящего каждое лето на море, учащегося в хорошей гимназии, строящего
серьезные планы на будущее, обученного этикету? Вопреки расхожему мнению — вряд
ли он будет близок к нам. Ну, к Светлым тоже не обязательно подастся.
Проболтается всю жизнь, как кусок дерьма в проруби — мелкие пакости, мелкие
благости, любимая жена и любимая любовница, подсидеть начальника, протащить
вверх дружка… Серость. Ничто. Даже не враг, но и не союзник. Ведь настоящий
Светлый, надо признаться, рождает уважение. Пусть он противостоит нам, пусть
его цели недостижимы, а методы — нелепы, но он — достойный противник. Вроде
Семена или Антона из Ночного Дозора…
Так называемые «хорошие люди» — одинаково
далеки и от нас, и от Светлых.
А вот такие одинокие волчата, как Макар — наша
опора.
Он будет расти, твердо зная, что ему предстоит
бороться. Что он — один против всех, что не стоит ждать сочувствия и помощи,
как не стоит и растрачивать себя на жалость и милосердие. Не вздумает
облагодетельствовать весь мир, но и не станет делать глупых мелких пакостей
окружающим, воспитает в себе и волю, и характер. Он не пропадет. Если есть в
нем задатки Иного, безмерно редкое и непредсказуемое искусство вхождения в
Сумрак, что только и отличает нас от людей, то парень придет к нам. Но и
оставшись человеком он будет невольно помогать Дневному Дозору.
Как и многие другие.
— Сюда, Алиса…
Мы подошли к небольшому строению. Веранда,
открытые окна, в одном из них — слабый свет…
— Это летний домик, — сообщил Петр. — В
«Лазурном» четыре капитальные дачи и восемь летних домиков. Знаете, я считаю,
что летом гораздо веселее жить здесь.
Он словно извинялся за то, что мне и моим
подопечным предстоит жить в летнем жилище. Я не удержалась:
— А зимой?
— Зимой здесь никто не живет, — строго сказал
Петр. — Несмотря на теплоту наших зим, условия для проживания детей были бы
все-таки неадекватные.
Переход на казенный язык ему тоже дался легко.
Он будто проводил лекцию для обеспокоенной мамаши — «температура приятная,
условия проживания комфортные, питание сбалансировано».
Мы ступили на террасу. И я ощутила легкое
возбуждение.
Кажется… кажется, я уже чувствую… это…
Настя оказалась маленькой, смуглой, с чем-то
татарским в чертах лица. Симпатичная девица, только сейчас у нее был слишком
расстроенное и напряженное лицо.
— Здравствуй, Аля… — она кивнула мне, как
старой знакомой. В какой-то мере так оно и было — ей явно навели ложную память.
— Видишь, как получилось…
Я прекратила разглядывать комнатку — ничего
особенного в ней все равно не было. Обычная комнатка вожатой: кровать, шкаф,
стол и стул. Маленький холодильник «Морозко» и дешевый черно-белый телевизор
казались здесь предметами роскоши.
Впрочем, я неприхотлива…
— Настя, все будет хорошо, — фальшиво
пообещала я. Девушка устало кивнула, как, наверное, делала все прошедшие сутки.
— Хорошо, что ты так быстро прилетела, — она
подхватила с пола заранее собранную сумку, единственно для того, чтобы ее
перехватил Петр.
— Ты же работала раньше в «Артеке»?
— Нет.
Настя поморщилась. Возможно, производящий
внушение что-то напутал, но сейчас девушке было не до того.
— Я еще успею на утренний самолет, — сказала
она. — Петя, машина в Симферополь идет?
— Через час, — кивнул Петр.
Бывшая вожатая снова обратила внимание на
меня:
— С девочками я уже попрощалась, — сообщила
она. — Так что… никто не удивится. Ты им передай, что я их всех очень люблю, и
обязательно… что попробую вернуться.
На миг в ее глазах блеснули слезы — видимо,
она поняла одну из возможных причин скорого возвращения.
— Настя… — я обняла ее за плечи. — Все будет в
порядке, твоя мама поправится…
Маленькое личико Насти сморщилось в
болезненной гримасе:
— Она же никогда не болела! — будто прорвало
ее. — Никогда!
Петр деликатно кашлянул. Настя опустила глаза,
замолчала.
Конечно, существовали различные способы быстро
отправить меня на работу в «Артек». Но Завулон всегда предпочитает самые
простые. Мать Насти внезапно слегла с тяжелейшим инфарктом, девушка улетает
обратно в Москву, вместо нее из университета направляют в лагерь другую
студентку. Все элементарно.
Скорее всего, мать Насти все равно бы получила
инфаркт: может быть через год, может быть через пять лет. Завулон всегда
тщательно просчитывает баланс сил. Вызвать инфаркт у абсолютно здоровой женщины
— это вмешательство четвертого порядка, автоматически дающее Светлым право на
ответную магию такой же силы.
Почти наверняка мать Насти выживет. Завулон не
склонен к бессмысленной жестокости. Зачем убивать женщину, когда нужный эффект
достигается всего лишь тяжелой болезнью?
Так что я могла бы успокоить свою
предшественницу. Вот только слишком многое пришлось бы рассказывать.
— Вот тетрадка, я тут кое-что записала… —
Настя протянула мне тонкую школьную тетрадку с веселенькой обложкой,
изображающей популярного певца, придурковато лыбящегося на сцене. — Так…
мелочи, но может быть пригодится. К некоторым девочкам нужен особый подход…
