— О! — со значением сообщил Юра, неопределенно
ткнув пальцем в потолок. — К тому же после стычки на бульваре наш герой
напоминал выжатый лимон.
— Зато после стычки в аэропорту выжатый лимон
напоминала волшебница Светлых, — невинно заметил Николай. — И пусть меня
кто-нибудь попробует убедить, что она отдала силы добровольно.
— А в самом деле, — оживился Шагрон. — Если
вдуматься, энергетическая картина событий во Внуково очень смахивает на
вульгарный вампиризм. Все такое лиловое было…
Юра скептически покачал головой:
— Не произвел на меня хохол должного
впечатления — признаюсь вам. Чтобы отъесть Силу у Светлой на глазах Гесера,
надо быть по меньшей мере Завулоном. И иметь право на воздействие первой
ступени…
— Какое право? — взорвалась Анна Тихоновна. —
За прошедшие сутки со стороны Светлых зафиксировано три грубейших нарушения
Договора, включая одно нападение с применением Силы! Светлые забыли, что такое
— право!
— Анна Тихоновна, — проникновенно сказал
Эдгар. — Инквизиция дала Светлым очередную индульгенцию. Пока их действия
направлены на возвращение похищенного артефакта — Договор приостановлен. До
момента, когда Коготь Фафнира будет передан Инквизиции, Ночной Дозор вправе
творить все, что хочет. Собственно, мы в состоянии войны. Как в сорок девятом —
вы должны помнить.
В комнате стало тихо, как в космосе.
— И ты молчал? — неодобрительно спросила Анна
Тихоновна.
— А зачем было нервировать молодежь? Извини,
Дениска. Мы и так в проигрышном положении. Шефа нет — раз, Коготь нам
приписывают — два, да плюс еще не слишком удачные два года позади… Сколько раз
мы были вынуждены уступать Светлым за эти два года? Пять, десять?
— Пораженческих настроений, значит, избегаем?
— ехидно осведомился Юра. — Молчим в тряпочку? Ограждаем молодежь от пагубных
влияний? Ну-ну…
— Что — ну-ну? — огрызнулся Эдгар. — Лучше бы
посоветовал, как быть дальше.
— Шеф тебя за старшего оставил, — равнодушно
сказал Юра. — Ты и думай.
— Вы с Колей отказались, вот и назначил. —
Эдгар стал угрюм и неприветлив. — Бойцы, тоже мне…
— Эй, мальчики, ну-ка заткнитесь! — Анна
Тихоновна даже побагровела от возмущения. — Нашли время! Мои ведьмы и то
дружнее работают!
— Ладно, проехали, — отмахнулся Юра. — Что
делать дальше, спрашиваете? А ничего. Хохол не мог убраться из Москвы далеко. Коготь,
я так думаю, у него. Если он ничего пока не предпринял, значит, еще не время.
Ждем, пока он вернется. Не может он не вернуться — Коготь должен попасть в
Москву в ближайшие двое суток. Иначе вероятностный пик пройдет, и он станет
просто сильным артефактом, не более.
Николай одобрительно покивал.
Эдгар внимательно взглянул на магов — на
одного, на другого.
— Тогда ждем, — вздохнул он. И добавил: — Да.
Хитер наш хохол оказался. Хитрее Гесера.
— Не кажи гоп, — посоветовал Коля. — Так на
Украине говорят…
— Анна Тихоновна, — попросил Шагрон несколько
заискивая. — Велите девочкам кофе сварить. Шевелиться после всего неохота…
— Лентяй ты, Шагрон, — покачала головой Анна
Тихоновна. — Ну, да ладно, уважу, раз отличился. Примером для остальных будешь.
Шагрон довольно осклабился.
К моему жуткому удивлению, в палатке всю ночь
было тепло. Спали, конечно, не раздеваясь — я только куртку снял да ботинки и
забрался в предложенный спальник. Палатка принадлежала бородатому Матвею, и при
желании в ней могли поместиться и трое, и четверо. Но нас было только двое. В
соседней палатке, от которой нас отделяло метров двадцать, сразу после того как
все разбрелись от костра, некоторое время сладко постанывала именинница в
чьих-то крепких объятиях, значит, тепло было не только у нас. Странно. Мне, человеку
южному, всегда представлялось, что зимой в лесу холодно и мерзко.
Я ошибся. В лесу, может, и было холодно и
мерзко. Но человек умеет принести с собой тепло и уют. И приносит всюду, куда
приходит. Правда, природе для этого приходится слегка потесниться, но это уже
совсем другой вопрос. Отдельный…
Матвей проснулся первым. Выполз из мешка,
повозился у входа с модерновыми альпийскими ботинками (не чета моим
говнодавам), расшнуровал вход и выбрался наружу. Меня сразу лизнуло морозцем. И
одновременно я ощутил на груди то продолговатое, что подбросили мне викинги в
аэропорту. До сих пор я не взглянул на это толком — не представилась
возможность.
И еще я сообразил, что за ночь ничем не
подпитываемый защитный кокон истаял. От этой штуковины ощутимо веяло Силой.
Даже не Силой — СИЛОЙ. Будь здесь хоть один Иной, он непременно почувствовал бы
Коготь.
Я вытащил из-за пазухи продолговатый и чуть
изогнутый… футляр, что ли? Вроде ножен для кинжала, только раскрывающийся на
манер двустворчатой морской раковины. Если, конечно, бывают такие раковины в
море: длинные — сантиметров тридцать—тридцать пять — и узкие.
Футляр был заперт в сумраке, поэтому обычный
человек ни за что не сумел бы его открыть. Щурясь, я подобрался поближе к
выходу и чуть откинул полог, чтоб стало светлее.
Внутри, на вишневого цвета бархате, и впрямь
покоился иссиня-черный коготь какого-то огромного зверя. Он казался острым, как
черкесский кинжал — с вогнутой стороны. Длинный желоб тянулся вдоль всего
когтя, напоминая кровосток. Широкий край выглядел изломанным или искромсанным,
словно коготь этот вырубали из чьей-то лапы очень бесцеремонно и грубо. Да, так
оно, вероятно, и было.
Однако, что за зверь мог обладать таким
когтем! Небось, какой-нибудь легендарный дракон. Не иначе. А разве драконы
существовали? Я порылся в памяти, надеясь найти какой-нибудь ответ, и с
сомнением покачал головой. Одно дело ведьмы и вампиры… это всего лишь Иные. Но
драконы…
От ручья, поскрипывая по снежку, шел Матвей. С
сожалением вздохнув, я на миг скользнул в сумрак, закрыл футляр и сунул его за
пазуху.
— Проснулся? — спросил Матвей, подойдя
поближе.
— Ага.
— Не замерз?
— Нет. Удивительно — думал, лес, зима, значит,
холодно. А было тепло…
— Странные вы люди, южане! — хмыкнул Матвей. —
Здесь что, разве морозы? Вот в Сибири — там морозы. Знаешь, как говорят?
Сибиряк — это не тот, кто не боится холода, а тот, кто тепло одет!
Я засмеялся. Верно подмечено, верно! Надо
будет запомнить.
Матвей тоже заулыбался в бороду.
