Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумрак
породил меня. Нашел странного Иного, так и не склонившегося ни к одной из
сторон. Иного с девственно чистой аурой, и окрасил ко Тьме. Отобрал прежнюю
память и наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее меня
бьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда прыгать
становится некуда — вершина, а выше только вечность и сумрак в Зеркале
пропадает нужда. Потому что Зеркало становится способным, в свою очередь,
нарушить равновесие.
Меня ждет сумрак. Сумрак навсегда. Не знаю,
что будет с телом Виталия Рогозы, до недавнего прошлого — Иного без судьбы. Не
знаю, что будет с его памятью и личностью, в каждый приход Зеркала все
складывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который осознал себя в
стылом николаевском парке по пути к поезду на Москву, исчезнет навсегда,
обратится в бесплотную и беспомощную тень, в призрачного обитателя сумрака.
Или просто в часть сумрака… не такого уж
инертного сумрака, как все привыкли считать…
Я понял все это в краткий миг перед тем, как
впитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона
Городецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что я
вошел в зал Трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией его
диска в плейере и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, что
Инквизиция знает правду. Но никто из Инквизиторов не произносит ни слова, чтобы
успокоить Иных Москвы, поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном
и в то, что в этой схватке Антон погиб.
Светлые знали его любимые песни…
— Умри!
Я не умру, Светлана. Вернее, умру, но не
сейчас. Я — Зеркало. Пытаясь меня уничтожить, ты слабеешь, а я лишь становлюсь
сильнее. Я уже вижу, что ждет тебя — медленное, растянутое лет на
тридцать—пятьдесят восстановление так бездумно растраченных сил. По крохам, по
крупицам предстоит тебе собирать потерянное. Три, а то и больше десятка лет —
время, вполне устраивающее Тьму, время, позволяющее подготовиться к следующей
попытке равновесие нарушить, неясно пока — какой стороной. Тебя ждут годы, за
которые ты можешь обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.
Но, во всяком случае, эти годы вы будете
равными.
Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс…
шанс, которого нет у меня.
Затихла музыка — плейер не выдержал
магического удара — техника вообще плохо реагирует на сильную магию — и брызнул
мелкими пластмассовыми осколками. Шапка улетела куда-то к выходу, а куртка
лопнула сразу в нескольких местах.
Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.
— Зеркало! — воскликнул Гесер с целой гаммой
непередаваемых чувств и интонаций в голосе. — Третий раз, и третий раз к
Темным!
— А мы не устраиваем глобальных социальных
экспериментов, коллега!
Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающий
торжества.
Сегодня он среди победителей. А Светлые —
среди потерпевших поражение.
Впрочем, сколько раз случалось и так же, и
совсем наоборот?
А Светлана, опустошенная и ошеломленная, еще
миг назад раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:
— Антон!
Он стоял у входа. Антон Городецкий. Светлый
маг. Живой и невредимый. Он пришел следом за мной.
— Спасибо, Антон! — обратился к нему
невообразимо довольный Завулон. — Ты как нельзя лучше выполнил мое поручение.
Надеюсь, тебя устраивает награда?
— Поручение? — воскликнул Гесер. — Антон?
Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф Ночного
Дозора лишь мельком посмотрел на упивающегося победой противника и вновь
взглянул на Антона.
А тот подошел к Светлане, счастливой и ничего
не понимающей, обнял, прошептал: «Сейчас» и приблизился ко мне.
Несколько секунд мы глядели друг другу в
глаза. Друг другу. Враг врагу. Иной не-Иному. Даже не знаю, как сказать, чтобы
это звучало правдиво. Ведь правд всегда как минимум две.
— Возьми, — сказал Антон.
И протянул мне свой плейер взамен погибшего.
— Спасибо, — прошептал я. Снял с пояса остатки
собственного. Молча вынул свой диск и вставил в подаренный плейер, будто это
было самым важным сейчас. И подумал:
«Сейчас поднимется Инквизитор и скажет, что я
могу идти».
Конечно же, я угадал. Маги такого уровня не
ошибаются, даже если они и не-Иные.
— Именем Договора, — как всегда сухо и
бесстрастно объявил Максим. — Поскольку достоверно выяснено, что Виталий Рогоза
не являет собой Иного в обыденном понимании этого слова, действия Ночного
Дозора в отношении Виталия Рогозы не являются предметом разбирательства
Инквизиции. Виталий Рогоза также не попадает под действие Договора. Он
предоставлен своей судьбе.
Можно подумать, что она у меня когда-нибудь
была! У меня, у Зеркал, приходивших прежде, у мальчишки Егора, чье время еще не
настало…
— Инквизиция завершила рассмотрение дел. —
Максим обвел взглядом магов. — Есть ли у Дозоров замечания или предложения?
Нажав на «Play», я развернулся и побрел прочь.
Разорванная куртка делала меня похожим не то на бомжа, не то на заурядное
пугало. Но кого это заботит?
Подаренный плейер работал в режиме случайного
выбора. И снова вычленил из десятков треков нужный. Кипелов и Маврин. «Смутное
время». Все, что мне остается, — это петь.
И я запел.
Смутное время!
Призрак свободы на коне.
Кровь по колено,
Словно в каком-то диком сне
Тешится люд,
Бьют Старых богов,
Молится люд,
Ждут Праведных слов!
В небе комета —
Близких несчастий верный знак.
Воины Света
Павших сжигают на кострах.
Воины Тьмы
Мир взяли в кольцо.
Тысячи птиц
Вниз рухнут дождем.
Смутное время, тот, кто не вправе более
именоваться Виталием Рогозой. Для того, кто поднялся, лишь чтобы упасть. Для
падшего ангела… темного ангела. Смутное время для тебя и для Иных. Конец
тысячелетия. Время, когда невозможно отличить Свет от Тьмы, а Тьму от Света.
Время смертей и схваток. Смутное время.
Мы не знаем, кто мы —
