Но из моей затеи ничего не вышло: я заснул как убитый и проспал до позднего утра. Разбудили меня встревоженные голоса служанок:
– Ты только посмотри! Бедная мисс Люси!
– Доктор заснул. Давай, буди его!
Мне очень не хотелось просыпаться, но, когда я понял, что стряслась какая-то беда, вскочил на ноги, как мать, разбуженная плачем младенца. Стоя возле постели Люси, служанки испуганно глядели на свою молодую хозяйку.
Боже мой! Только ее золотистые волосы, разметавшиеся по подушкам, имели прежний вид. Кожа и губы девушки приобрели жуткий землистый оттенок. Дыхание Люси было поверхностным и неровным. Бедняжка едва могла говорить. Я взял ее руку – она была холодной словно лед, а пульс едва прощупывался. Я распорядился немедленно принести Люси бокал портвейна, но ничего не говорить миссис Вестенра. Вторую служанку я отправил на почту с телеграммой "мистеру Уиндему" (я просил профессора незамедлительно вернуться в Хиллингем). Люси порывалась говорить, но, видя, каких усилий стоит ей каждое слово, я "докторским" тоном изрек, что ей сейчас лучше полежать молча.
Затем я подошел к окну и, стараясь не привлекать внимания Люси, проверил, на месте ли серебряное распятие. Я почти не сомневался, что вчера оно вывалилось из щели, а служанка, убиравшая в комнате, вполне могла взять его себе, ничего не сказав молодой госпоже.
Ничего подобного! Распятие оказалось на месте (я заметил его блестящий краешек). Ни вечером, ни ночью никто к нему не притрагивался. Но тогда что же могло произойти, пока я спал? Я был близок к панике. Только я поверил в объяснения Ван Хельсинга, как на тебе! И если он ошибался насчет охранительной силы распятия, может, и все прочие его рассуждения тоже ошибочны?
Пока мне не оставалось ничего другого, как дождаться, пока служанка принесет портвейн, а потом осторожно поднести бокал к губам Люси и помочь ей выпить содержимое. А с каким виноватым, извиняющимся видом она глядела на меня! У меня просто сердце разрывалось. Допив вино, Люси вяло откинулась на подушку и вскоре заснула.
Попросив служанку принести лист бумаги и конверт, я торопливо написал короткое письмо Арту, сообщив о рецидиве болезни его невесты. После чего служанке пришлось вторично прогуляться на почту.
Время тянулось еле-еле. Если Ван Хельсинг получил мою телеграмму и сразу же выехал в Лондон, к вечеру он должен быть здесь. Самое скверное, что сейчас я больше ничем не мог помочь Люси. Отчаяние заставило меня подумать о переливании крови – новшестве, которое сравнительно недавно вошло в медицинскую практику, но до сих пор считалось малоизученным. Но кто бы стал донором Люси? Кандидатуру миссис Вестенра я отмел сразу: здоровье этой женщины оставляло желать лучшего, а сама процедура вызвала бы у нее целую лавину страхов и домыслов. Трое молодых служанок тоже не вызывали у меня особого доверия в качестве доноров (правда, сам не знаю почему). Оставался один я. Но даже если бы у меня имелись необходимые приспособления для переливания (каковых, естественно, не было), провести его я все равно бы не смог. Во-первых, невозможно быть одновременно донором и врачом, наблюдающим за процедурой, а во-вторых, при переливаниях нередки обмороки доноров (что могло бы стоить жизни и Люси, и мне).
Под вечер принесли телеграмму от "мистера Уиндема". Профессор сообщал, что приедет завтра, рано утром. Хотя моя вера в силу распятия значительно пошатнулась, я был рад скорому появлению Ван Хельсинга. В его присутствии я чувствовал себя значительно увереннее.
Слава богу, ночь прошла спокойно. Я не сомкнул глаз. Вина перед Люси (я не могу перестать любить ее) прогнала всякий сон.
Наконец приехал профессор. Он был в мрачном расположении духа. Скорее всего, за эти дни произошли еще какие-то события, не дававшие ему покоя. Поздоровавшись с миссис Вестенра (похоже, она предпочитает не знать об истинном состоянии здоровья дочери), профессор сразу же обратился ко мне:
– Распятие на месте? Кто-нибудь из служанок вполне мог заметить его и убрать.
– Его никто не трогал. Сейчас вы сами убедитесь. Распятие по-прежнему там, где вы его оставляли.
– В таком случае кто-то другой послужил вампиру проводником, – предположил профессор. – Миссис Вестенра исключается.
– Нет, только не она, – согласился я, удивляясь себе. – Она не могла...
При всей серьезности нашего положения Ван Хельсинг не удержался от улыбки.
– А у вас, дружище Джон, прирожденный талант ясновидца. Я вам где-то даже завидую, поскольку те жалкие способности, которыми я обладаю, стоили мне неимоверных усилий.
Улыбка погасла.
– Насчет миссис Вестенра вы абсолютно правы. Те, против кого мы сражаемся, не тронули ее. Даже ничтожные изменения ауры сразу же становятся заметны. А у миссис Вестенра аура чиста. Однако мы должны расспросить всех, кто провел в Хиллингеме ту злополучную ночь. Возможно, накануне кто-то мог заходить в гости к Люси или миссис Вестенра. Нужно поговорить и с этими людьми. Тогда мы отыщем разгадку.
У дверей спальни Ван Хельсинг умолк. Невысокая горничная открыла дверь и слегка поклонилась. Мы попросили ее уйти, сказав, что доктор должен внимательно осмотреть мисс Люси. Девушка неохотно удалилась, и это было весьма кстати, поскольку едва профессор вошел внутрь и увидел спящую Люси, он громко прошептал:
– Боже мой!
Некоторое время мы оба молчали. Спальню наполнял неяркий свет раннего утра. Чувствовалось, что Люси стало еще хуже. Щеки у нее совсем ввалились, землистый цвет лица сменился мертвенной бледностью. Люси находилась на пороге смерти. Когда я это понял, то чуть не заплакал.
Профессор коснулся моего плеча (никогда не предполагал, что у него настолько сильная рука).
– Джон, Люси еще можно спасти, но надо действовать быстро. Есть один способ. Попробуем его. Все объяснения потом.
– Да, конечно, – пробормотал я, с трудом выбираясь из болота горестных мыслей. – Мне это тоже приходило в голову! Переливание...
Он вздохнул и покачал головой.
– Нет. Переливание крови – слишком рискованная процедура. Я знаю, иногда оно творит чудеса, но гораздо чаще оканчивается смертью... Попробую все-таки вкратце объяснить, что я предлагаю. В какой-то степени это тоже можно назвать... переливанием. Но оно происходит не на телесном уровне.
В другое время я затеял бы с ним медицинский спор. Сейчас мне было не до дебатов, я просто моргал и ждал хоть каких-то разъяснений.
– Мне необходима полная конфиденциальность. Скажите миссис Вестенра и служанкам, чтобы и близко не подходили к спальне. Для пользы дела придется солгать: объясните им, что мы будем производить переливание крови и любое постороннее вмешательство может угрожать жизни мисс Люси.
Я уже направился к двери, но заметил, что Ван Хельсинг еще не договорил. Профессор морщил лоб, подыскивая слова. Я остановился.
