Артур послушно наклонился, и я, отбросив все приличия, ухватил его за плечо и оттолкнул в сторону, крикнув:
– Это опасно!
Мне и сейчас неловко вспоминать свой поступок. Представляю, каким жестоким и, несомненно, безумным он показался Артуру. На мгновение в его глазах вспыхнул сердитый огонь, но тут же погас. Молодой лорд Годалминг выпрямился и замер, ожидая моих объяснений.
Я ничего ему не сказал. К счастью, очень скоро Люси вышла из транса. Взяв своей слабой изящной рукой мою широкую, грубую ладонь, она поцеловала ее. Одного этого было достаточно, чтобы у меня в горле встал комок. Глядя на меня любящими, умоляющими глазами, Люси едва слышно прошептала:
– Вы – верный друг, мой и Артура! Уберегите его и дайте моей душе покой!
Я опустился на колени перед ее смертным ложем. Люси просила меня о невозможном. Если Влад обрел могущество и неуязвимость, можно ли поручиться, что она – его порождение – не станет такой же?
Но из любви к Люси и ее жениху я торжественно произнес:
– Клянусь!
Да, Люси, я клянусь. Клянусь каждой каплей своей крови и всей силой, которой обладаю. Клянусь своей душой. Какой бы невозможной и неисполнимой ни казалась моя клятва, я либо выполню ее, либо погибну...
Люси стало трудно дышать. Она судорожно глотала воздух, затем у нее в горле что-то тихо булькнуло. Я встал и повернулся к Артуру, который больше не пытался сдерживать слез. Конец был совсем близок. Я сказал ему, что он может взять Люси за руку и поцеловать, но только в лоб и только один раз.
Артур так и сделал, после чего Люси медленно закрыла глаза. Булькающие звуки в горле становились все громче. Я взял Артура за руку, намереваясь увести из комнаты. Мы успели сделать лишь несколько шагов... В спальне установилась пронзительная тишина. Наша дорогая мисс Люси умерла.
Я вернулся к ее постели, предоставив Джону уводить своего рыдающего друга. Придвинув стул, я сел и, преодолевая горе и ужас, стал смотреть, как бледное, изможденное лицо Люси начало наполняться жизнью... Нет, не жизнью. Лицо покойной начало превращаться в лицо неумершей.
Более двадцати лет я странствовал по всей Европе, выслеживая и уничтожая вампиров. Я не потерпел ни одного поражения, победа всегда была на моей стороне, и каждый уничтоженный мною вампир ослаблял их прародителя – Влада. Ритуал, поначалу пугавший меня, превратился в почти рутинное занятие: выслеживание, нападение, уничтожение. Правила всегда оставались неизменными. Мне казалось, я до тонкостей постиг повадки вампиров. Я знал их сильные и слабые стороны. И всегда, в любой стране, распятие и чесночные головки действовали безотказно. Со временем мое могущество возросло, моя сильная аура позволяла мне становиться невидимым не только для смертных, но и для неумерших. Я ходил рядом с ними, а они даже не догадывались о моем присутствии. Им не удавалось взять меня ни физической силой, ни силой магических чар. Но после столкновения с Владом...
Пока я предавался тягостным раздумьям, в спальню вернулся Джон. Он молча встал рядом. Мы оба смотрели на тело Люси. Потом Джон спросил:
– Скажите, профессор, есть ли у умирающего право знать, что он умирает?
Его тон был удивительно спокойным, словно мы с ним вели послеобеденную беседу. Возможно, решил я, он просто хочет отвлечься от случившейся трагедии и занимает мозг рассуждениями. Я решил ему помочь, и поэтому столь же спокойно ответил:
– Разумеется, есть. Если умирающий не будет знать, что умирает, как тогда он сумеет надлежащим образом подготовиться?
Тогда Джон задал следующий вопрос. На этот раз я уловил в его тоне слабое, но быстро нарастающее раздражение.
– А человек, ведущий битву... даже если ему не суждено в ней победить... он имеет право знать, против кого сражается?
У меня похолодела спина. Теперь я понял, куда клонит Джон, но не мог заставить себя дать ответ. Вместо этого я пристально глядел на него и видел, как он прилагает нечеловеческие усилия, чтобы сдержать переполнявшие его чувства и не позволить им вырваться наружу.
Поняв, что ответа не будет, Джон повел на меня словесную атаку:
– Профессор, вы больше не можете нести свою чудовищную ношу в одиночку. Вы видели Артура и Квинси. Думаю, с вашей проницательностью вы сразу поняли, что оба они – честные и смелые люди. У них...
– Что вы предлагаете, Джон? Сказать им правду? Даже если они мне поверят, что это даст? Я лишь подвергну их еще большей опасности.
– Вы держали Люси в неведении! – воскликнул он, заливаясь краской. – И что хорошего из этого вышло?
Мне было нечего ему ответить. Я стоял и молча слушал. Я понимал: гнев помогает Джону выплеснуть горе. Ему было не остановиться. Его трясло. В другое время Джон не осмелился бы повысить на меня голос, сейчас же он не только кричал, но и потрясал в воздухе кулаками.
– Мои друзья тоже имеют право знать подлинную причину смерти Люси. Только тогда они смогут отомстить за нее и извести эту заразу под корень! Арт и Квинси – самые близкие мои друзья, и я больше не намерен скрывать от них правду! Квинси, когда он с пистолетом бродил под окнами, запросто могли укусить. Представляете его положение? Он нес свой дозор, стараясь хоть чем-то быть полезным, и даже не знал, кто ему противостоит. Как по-вашему, это честно?
Сдерживаемые слезы все-таки прорвались наружу, причем таким безудержным потоком, что Джон рухнул на колени и, сотрясаемый рыданиями, уткнулся лицом в простыни, в бессильной ярости колотя кулаком по матрасу.
Я не стал его утешать, а дал ему полностью выплакаться. Однако слова Джона сильно задели меня и подняли в моей душе бурю совсем иного свойства.
Через какое-то время Джон поднялся (его лицо было красным и совершенно мокрым от слез) и пошел прочь. Возле самой двери он обернулся и уже спокойным, уважительным тоном (этим он хотел показать мне, что думает над каждым словом, а не бросает их под напором чувств) сказал:
– Доктор Ван Хельсинг, вы долгое время действовали втайне, доверяя магическим ритуалам и иным способам защиты. Как вы убедились, ваши знания оказались бесполезны, а ритуалы подвели вас в трудную минуту. Но есть то, что не никогда не подведет, что сильнее любого зла – человеческое сердце. Для грядущей битвы я предлагаю вам свое сердце и сердца двух своих ближайших друзей. Я делаю это ради них и ради вас!
* * *
26 сентября
Двадцать второго числа мы похоронили Люси и ее мать. Похороны – и так тягостное событие. Но для нас с Джоном они были тягостными вдвойне, поскольку мы доподлинно знали, что Люси не обрела желанного покоя.
Джон порывался рассказать своим друзьям все правду. Я еле убедил его не совершать поспешных действий, ибо результат мог оказаться противоположным ожидаемому. Но я не переставал думать над его гневными словами, и чем больше анализировал их, тем отчетливее понимал, что он прав. Мы с ним договорились: когда настанет время дать мисс Люси настоящее упокоение, о котором она просила, печальный ритуал совершит Артур. Джон, Квинси и я будем находиться рядом, готовые в случае необходимости прийти ему на помощь. Я написал Артуру и Квинси письма с просьбой приехать и вместе со мной посетить склеп Вестенра. Я намеренно воздержался от объяснений, ибо никакие слова не убеждают так, как увиденное собственными глазами.
