Он почувствовал, как в нем растет непреодолимое желание убивать. Но пока с этим придется повременить. Он дал себе клятву сдерживать жажду крови до тех пор, пока не завершится его миссия.
Он уже собирался продолжить свой путь, когда метрах в двадцати от него открылась дверь трактира, откуда пролился свет. Ночную тишину нарушил дикий хохот еще державшихся на ногах пьянчуг, приглушенный шумом грозы.
Из трактира вышли трое и направились в его сторону. Окажись он поближе, наверняка узнал бы пышные груди матроны, которая с помощью молодого человека кое-как поддерживала напившегося вдрызг парня.
Ветер донес до него обрывки разговора:
— Ты дойти-то сможешь, Франческо? — спрашивал тот из юношей, который еще держался на ногах.
— Конечно, за меня не волнуйся… Я… я… уж до дома-то я смогу добраться!
— Ты уверен, что он может идти, Никколо? — забеспокоилась Тереза.
— Само собой… я могу! — орал пьянчуга. — Смотрите! Я почти не шатаюсь!
Вырвавшись из рук тех, кто его поддерживал, Веттори тут же свалился в большую грязную лужу. Он не позволил Терезе и Макиавелли ему помочь и, держась за ближайшую стену, с трудом поднялся сам. Обернувшись, напоследок хрипло крикнул им вслед, пока за ними закрывалась дверь трактира, из которого доносился веселый смех:
— Эй!.. До свидания!.. Выпейте за мое здоровье!
Не обращая внимания на дождь, который теперь лил как из ведра, он начал медленно продвигаться вперед, остерегаясь отрываться от стены. Так он прошел несколько шагов, и его рука оперлась о стену совсем близко от того проема, где укрылся путник, в глазах которого светился странный огонек.
Почувствовав срочную нужду, юноша спустил штаны. Он потратил целую минуту, пока извлек свой уд, который принялся с удовлетворением рассматривать, и наконец пробормотал:
— Какое к черту деревце!
Его лицо расплылось в блаженной улыбке, когда потекла теплая жидкость. Он испустил вздох удовлетворения, а тем временем убийца уже схватился за шпагу, готовый выпустить кишки из ничего не подозревавшего парня, который мочился на него сверху. Он было совсем собрался вонзить шпагу ему в живот, но прежде непременно отсечь кусочек смехотворно маленького хвостика, который болтался прямо над ним.
Внезапно в ушах снова зазвучали крики жертв, которых его клинок поражал десятками, и жажда убивать возросла еще больше. Он закрыл глаза и представил, как горячая кровь течет по лезвию и капает ему на пальцы. Казалось, что запах смерти уже витал в воздухе вокруг него. Запах был влажный и в то же время сладковатый — так пахнет подлесок осенью.
Он наполнил легкие этим ароматом, жадно втягивая его в себя широко раскрытым ртом. Страх и возбуждение одновременно овладели им. Потребность убивать была сродни основному жизненному инстинкту, противиться которому у него недоставало сил. Вот-вот он перестанет сдерживаться.
Однако он тут же овладел собой. Рисковать нельзя. Огромная плата, которую он брал за свои услуги, оправдывалась полным отсутствием неудач. Сегодняшняя миссия не требовала убийства, и он не тронул юного пьяницу. Позже он всегда успеет его найти и заставить заплатить за свое унижение.
Несколько секунд спустя Веттори неловко убрал уд в штаны и со всеми предосторожностями двинулся дальше. Вскоре он отошел уже достаточно далеко, и человек смог наконец выйти из своего укрытия. Запах мочи, пропитавшей его одежду, вытеснил восхитительный аромат смерти.
Он подождал, пока луна полностью скроется за облаками, и побежал к лестнице, ведущей в церковь. Дождь заглушил звук его шагов, пока он поднимался по тем нескольким ступенькам, которые отделяли его от святого места. Оказавшись наверху, он прошел вдоль фасада и метров через десять остановился около дверцы, проделанной в стене.
Он вынул из кармана шило, вставил его в замочную скважину и стал медленно поворачивать сначала в одну сторону, потом в другую. Механизм глухо щелкнул и поддался. Убийца замер, сдерживая дыхание. Убедившись, что раскат грома заглушил звук открывшегося замка, он осторожно отворил дверь.
Он находился во внутренней монастырской галерее, защищенной от дождя выступом крыши. Галерея, которая окружала сад, была погружена в полнейший мрак. Из келий монахов не доносилось ни звука. На одно мгновение незнакомец позволил себе представить ту чудесную жизнь, которую он мог бы здесь вести, когда устанет выполнять свою грязную работу. Разве справедливо, чтобы только монахи наслаждались покоем в месте столь тихом и, что особенно важно, надежно защищенном от опасностей внешнего мира и человеческого правосудия?
Единственным, что его смущало в этом замысле, было опасение, что, наверное, трудно будет проносить сюда выпивку и вкусную еду в количестве достаточном, чтобы не слишком скучать. Не говоря о женщинах, на которых он и так уже тратил добрую половину того, что получал за различные услуги: он и представить себе не мог, что под конец жизни придется обходиться без них. Успокоился он быстро, так как был наслышан, что снабжение у монахов прекрасно поставлено и их погреба так же полны, как трюмы испанских галеонов, плывущих из Вест-Индии.
Досконально следуя полученным указаниям, убийца добрался до второй двери, вынул из-под плаща ключ и проник в темный вестибюль. Опасаясь зажигать огарок свечи, который захватил с собой, он на ощупь продвигался до тех пор, пока не наткнулся слева от себя на первую ступеньку лестницы, которая вела наверх, образуя изящный мраморный свод. Преодолев десятка полтора ступеней, он вошел в читальный зал библиотеки.
Комната достигала около сорока метров в длину и заканчивалась стеной, украшенной фреской. С каждой стороны от центрального прохода стояли широкие пюпитры, на которых еще было разложено несколько старинных пергаментов. Сотни книг, аккуратно расставленных на полках из ценных пород дерева, покрывали обе боковые стены.
Уверенный в том, что ему предстояло сделать, убийца пошел по центральному проходу и остановился у очередной дверцы, такой низкой, что пройти в нее можно было чуть ли не согнувшись. Он безуспешно попытался повернуть ручку. После недолгого размышления он, стараясь не шуметь, надавил плечом на дверь. Верхняя дверная петля поддалась почти сразу. Он продолжал нажимать, пока она не соскочила, а следом за ней — и нижняя.
Он приподнял дверь и бесшумно положил ее на пол. Благодаря маленькому росту ему удалось пройти под мраморной притолокой, даже не пригнувшись. Он проник в чулан, где стены были заставлены книгами до самого потолка. Не теряя времени, направился к полке, проходящей по середине стены, провел пальцем по корешкам, вынул грубо переплетенный манускрипт и спрятал его под камзолом.
Вернувшись тем же путем, он пересек галерею и исчез в ночи.
4
На следующий день солнце встало рано. Слишком рано для тех, кто всю ночь напролет, до самого рассвета, наливался вином, как Пьеро Гвиччардини, спавший сном праведника, вольготно развалившись на кровати в домике, который снимал для него отец на Виа ди Сан-Дона.
