— Джеффри, сэр.
— А фамилия у вас есть, юный Джеффри?
— Да, сэр. Чосер.
— А-а, слышал, слышал. Ваш принц очень высоко отзывался о вас, юный Чосер! Он говорит, у вас богатое воображение и слушать ваши рассказы — одно удовольствие. По-английски, разумеется.
И, будто не в силах справиться с собой, де Шальяк бросил хитрый, саркастический взгляд в сторону Алехандро.
— Вы говорите по-английски, сэр? — взволнованно спросил его паж.
Алехандро быстро взглянул на де Шальяка, который, казалось, получал удовольствие от того, что поставил его в неловкое положение. Однако француз не предпринял попытки сменить тему, и Алехандро ответил:
— Немного.
— Тогда я вдвойне рад нашему знакомству. — Чосер пожал Алехандро руку и перешел на английский. — Мне тут и поговорить не с кем.
Ответ вырвался у Алехандро против воли.
— Я сам страдаю от этого.
— Где вы выучили язык?
Молодой человек с каждой минутой нравился Алехандро все больше и больше, и тем не менее он заколебался.
— Я много путешествовал и не раз сталкивался с англичанами, — ответил он в конце концов. — Слушая их речь, я как-то незаметно освоил язык. Это мой дар, в каком-то смысле нежеланный.
— Такое впечатление, будто всякий имеет мнение о нашем языке. Скажите, — попросил Джеффри, — что вы о нем думаете?
Это был опасный поворот, но, может, любопытный юный Чосер вынесет больше из отказа Алехандро ответить, чем из того удивительного факта, что он вообще знает английский язык? Приходилось рискнуть.
— Я нахожу его трудным. И запутанным. Он не похож на другие языки, которые я учил. Мне часто бывает нелегко найти нужные слова, чтобы выразить то, что я хочу сказать.
— Придет время, и его будут больше ценить, — заявил Чосер.
Алехандро не смог сдержать улыбки.
«Жаль, что этот парнишка не еврей, — мелькнула мысль. — Остается надеяться, что со временем английские правители оценят его».
— Если нужда заставит, — с улыбкой заключил юный Чосер.
Когда все собравшиеся уселись за огромным дубовым столом, выяснилось, что еще два места пустуют; де Шальяк полностью игнорировал это обстоятельство, целиком посвятив себя остальным гостям. Алехандро был доволен, что его посадили рядом с юным пажом, но немного огорчен тем, что по другую руку от него расположился чересчур надоедливый Николас Фламель.
Однако вскоре он и думать забыл о своих соседях, потому что в обеденный зал вошла давешняя смуглая молодая женщина в сопровождении музыкантов. В ее полных чувственности плавных движениях проглядывало что-то восточное. Какое-то время она просто покачивалась под бой барабанов, однако с каждым последующим шагом одно бедро чуть больше выдавалось вперед, а другое назад — дразнящие движения, которые оказывали завораживающее воздействие на гостей де Шальяка.
И потом, к удивлению Алехандро, она поставила обнаженную ногу на одно из пустых деревянных кресел и легко взобралась на стол, позвякивая золотыми и серебряными кольцами на щиколотках. Прямо перед лицом лекаря оказались широкие шаровары танцовщицы из тончайшей, почти прозрачной ткани.
«Точно вуаль девственницы», — подумал Алехандро, понимая всю неуместность этого сравнения.
— Однажды я видела, как женщина танцевала для короля Эдуарда румынский танец, — когда-то рассказывала ему Адель. — Она была увешана золотыми и серебряными украшениями, цепочками и брелоками, которые звенели при каждом движении, а пышные груди поддерживались лишь кружками золотистой ткани, от которых отходили тончайшие шнурки, завязанные за спиной. — Описывая все это, Адель рукой рисовала в воздухе округлые формы, и Алехандро почувствовал, как сердце заколотилось чаще. — И тем не менее, — Адель захихикала, точно девчонка, — танцовщица прикрывала лицо, словно какая-нибудь застенчивая служанка! Все видели, как от этого зрелища под туникой восстало мужское достоинство короля.
— И королева не возражала? — спросил тогда он.
— Королева все это и устроила. — Адель залилась краской. — Это был ее подарок мужу на юбилей. В королевских семьях леди часто видят такие экзотические зрелища. Все вокруг, желая угодить, наперебой стараются показать что-нибудь новое, возбуждающее.
«Гораздо чаще, чем евреи Арагона», — подумал он тогда.
Чосер негромко хлопнул в ладони и сказал:
— Я видел при дворе, как женщина танцевала такой танец. Румынский, по-моему.
У Алехандро возникло ощущение, будто молодой человек прочел его мысли.
И, словно подчиняясь неведомому зову, танцовщица внезапно оказалась перед ними, слегка согнув колени, так что самые соблазнительные, едва прикрытые части ее тела были на расстоянии менее вытянутой руки перед их лицами. Подняв одну ногу и легко балансируя на другой, носком ноги она коснулась кончика носа Алехандро, по-прежнему ритмично вращая бедрами. Он покраснел как рак. Послышались восторженные возгласы и аплодисменты; краем глаза он заметил торжествующую улыбку на лице де Шальяка. Неужели француз дал женщине особые указания заигрывать именно с пленником? Похоже на то. Она призывно улыбнулась, раскрыла губы и высунула розовый язычок — к огромному удовольствию собравшихся мужчин, которые принялись свистеть и колотить по столу, призывая Алехандро ответить на ее вызов. И потом присела и наклонилась вперед, так что ее груди заколыхались прямо у его лица.
Защищаясь, он обхватил сидящего рядом пажа за плечи и толкнул его вперед и вверх, так что молодой человек уткнулся лицом в соблазнительную ложбинку на груди женщины. Непристойные крики, возгласы одобрения и хохот стали громче. Музыка гремела, жара в зале нарастала, шум стоял оглушительный, и Чосер уже поставил одно колено на стол, собираясь взобраться на него, к своей якобы Прекрасной Даме. И вдруг все внезапно замерло — когда де Шальяк встал и посмотрел в сторону двери. Взгляды всех обратились туда же.
В конце концов явились припозднившиеся гости. В дверях, тяжело дыша после быстрой ходьбы, стояли Этьен Марсель и Гильом Каль.
Шестнадцать
После ухода Кристины, оставшись наедине с Виртуальным Мнемоником, Джейни почувствовала прилив сил. Было такое чувство, будто она и впрямь завела нового щенка. Предстояло осваивать возможности уникального устройства и, следовательно, узнавать много нового. Она чувствовала себя полной энергии, хотя обычно в это время всегда испытывала усталость. Бросив взгляд на часы, она поняла, что в Лондоне сейчас середина ночи; слишком поздно, чтобы звонить Брюсу. Вдобавок она вовсе не была уверена, что его позиция относительно возникших: между ними в прошлый раз разногласий изменилась. Испытывая к нему самые нежные чувства, она знала о его склонности поучать, и ей меньше всего хотелось выслушивать очередную лекцию сейчас, когда она была так увлечена новым делом.
