Это было мое дело, но я стала смотреть на него как на помеху, отвлекающую от главного расследования, хотя на данном этапе у меня имелось лишь имя, полученное от директора музея. Я занялась изучением Уилбура Дюрана так, словно он стал моей последней надеждой.
«Талант уровня Хичкока в жанре фильмов ужасов». Восторженный отзыв красовался на сайте, посвященном «ужастикам». Здесь же я нашла список классических фильмов, к каждому из которых он имел какое-то отношение, но названия были мне неизвестны. В самом конце списка находилось последнее творение – Уилбур Дюран выступал в роли сценариста, продюсера и режиссера фильма «Здесь едят маленьких детей».
Фильм продвигался вовсе не из-за связи с его именем. Согласно мнению автора сайта (который, вынуждена была напомнить себе я, высказывает собственное мнение, возможно не имеющее ничего общего с мнением Дюрана), «Маленькие дети» имели большое значение для Дюрана, поскольку он полностью контролировал как финансовую, так и творческую сторону проекта. Делал ли сам Дюран соответствующие заявления? Может, и делал, но в сети я не смогла их найти. Зато обнаружила много информации о его работах. Довольно быстро я выяснила, к каким проектам он имел отношение.
Однако его личная жизнь оставалась тайной. «Пипл» и «Энтертейнмент уикли» так и не сумели получить у него интервью. Он являлся одной из крупнейших фигур кинобизнеса, но предпочитал оставаться в тени. Его фотографии были подобны куриным зубам; в тех немногих, которые мне удалось отыскать, он был в темных очках и походил на злую, испорченную реинкарнацию почитаемого мною ангела Роя Орбисона
[42]
. Был ли он женат? Любил ли собак, ел ли мороженое? Никто не знал.
Мне не удалось отыскать его в списке голливудских знаменитостей, которые были тайными гомосексуалистами, хотя из этого еще не следовало, что он им не являлся, – возможно, ублюдки до него еще просто не успели добраться. Иногда удавалось определить принадлежность к голубому братству прямо по фотографии.
Если он и занимался серьезной благотворительностью, как многие другие голливудские знаменитости, то это оставалось тайной.
В этот день у нас состоялось еженедельное собрание за ленчем, в котором принимали участие все детективы нашего участка. Принесли пиццу, которая почему-то всегда способствовала созданию непринужденной атмосферы. Когда все закончили рассказ о своих расследованиях, я коротко ввела коллег в курс дела по убийству Эрла Джексона. Пока я еще не была готова упоминать фамилию Дюрана – он продолжал оставаться для меня неясной фигурой, – однако я рассказала о своем посещении музея и о том, что теперь с большим энтузиазмом пытаюсь следовать по новым наводкам. Фред Васка смутился, когда детективы начали оживленно задавать вопросы.
Как только Фред ушел, Эскобар и Фрейзи подошли ко мне.
– Тебе нужна помощь? – спросил Спенс.
Увидев встревоженное выражение моего лица, Эскобар сказал:
– Фреду об этом знать не обязательно.
Я задумчиво перевела взгляд с одного на другого.
– У вас есть свободное время?
Оба энергично закивали.
– Вы отличные парни, – сказала я. – В данный момент я еще не знаю, каким будет мой следующий шаг, но завтра утром с удовольствием воспользуюсь вашей помощью.
Но сначала мне следовало нанести кое-какие визиты.
Дом Дюрана находился в Лос-Анджелесе, в районе Брентвуда, но выше по склону, чем поместье Рокинхэм. Там, наверху, дома и сады больше, ограды выше и массивнее, и все вокруг окутывает атмосфера, которую лучше всего передают слова: вход воспрещен. Дом Дюрана – точнее, поместье – стоял довольно далеко от улицы и был окружен деревьями.
Когда я в первый раз проехала мимо, то почти ничего не сумела разглядеть. Перед домом виднелись запертые ворота, посреди которых выделялся прямоугольник интеркома. Я развернула машину и припарковала ее в тридцати ярдах к востоку от ворот. Затем неторопливо обошла вокруг ограды. Примерно через минуту появился черный с подпалинами, голодного вида ротвейлер, который двигался параллельно мне вдоль ограды. Он не стал на меня лаять, даже ни разу не зарычал, но пару раз звонко щелкнул зубами, давая понять, что я выгляжу аппетитно. Я положила руку на ограду, и он слегка приподнял губу. Мне этого хватило.
Бок гаража оказался ближайшим от меня сооружением вдоль периметра ограды. Пристройка, походившая на помещение для слуг или домик для гостей, начиналась от боковой стенки гаража, возможно, там располагалась студия, если Дюран действительно творческая личность. Это сооружение находилось довольно далеко от главного дома. До соседних владений оставалось никак не меньше шестидесяти или семидесяти футов – наверное, здорово быть богатым и иметь столько земли в Лос-Анджелесе. Я стала бы выращивать здесь что-нибудь съедобное. Помидоры и баклажаны. Или лекарственные растения.
Когда ограда кончилась, я развернулась и пошла обратно, в сопровождении того же ротвейлера. Как только я вновь оказалась возле ворот, из динамика, который я так и не сумела заметить, раздался голос. Наверное, динамик был спрятан в орнаменте решетки. Интересно, эту деталь Дюран, мастер обмана, придумал сам?
Никто лучше детектива не знает, что внимание к деталям решает все.
Наверное, он выкопал динамики из кучи мусора – возле забегаловки, продающей гамбургеры на Малибу, – которая сползла с холма после очередного ливня.
– Чем-м м-могу пмоч-чь?
– Благодарю, все в порядке.
Молчание.
– Чем-м м-могу пмоч-чь?
Теперь слова были произнесены с большим напором, но все так же невнятно.
– Ничего не нужно, в самом деле. Но все равно, спасибо. – Если звук обратно доходил с таким же искажением, то он, наверное, не услышал, как я хихикнула.
Вероятно, страж Дюрана не привык к подобной реакции. Туристы тут же улепетывали в полнейшем смущении. Извращенцы также предпочитали убраться подальше, чтобы их не задержала полиция. Но я лишь прогуливалась по тротуару, как и любой гражданин, имеющий полное право дышать свежим воздухом в солнечный калифорнийский денек.
Тогда почему я чувствовала себя так паршиво? Наверное, все дело в том, что я могла попасть в такой дом только по ходу расследования или виртуально, через Интернет, пользуясь сайтами «Архитектурного дайджеста» – а Дюран позаботился о том, чтобы проникнуть к нему было невозможно.
Мне хотелось бросить сочный бифштекс голодному псу, расположившемуся между мной и входной дверью в дом Дюрана. Впрочем, мне бы это не помогло – ставлю пятьдесят долларов на то, что пес был выдрессирован и не поддался бы на такое искушение. Скорее всего, он набросится на любого, кроме своего тренера, кто посмеет предложить ему угощение, – хорошая собака ест только из знакомых рук. Дюран наверняка заплатил немалые деньги за пса, который совсем не походил на домашнего любимца.
