Мы вдвоем спустились в сад, и там он незаметно обронил современное оружие заодно с античным в глубокий пруд, служивший резервуаром для полива фруктовых деревьев.
Исполнив это, мы отправились в приемную монастыря, чтобы расплатиться за пансион и осведомиться о расписании автобусов, идущих в Каир. Затем присоединились к Гансу и Этти, которые тем временем возились с нашим багажом.
— Нашли? — спросил брат.
— Туристический автобус, прибывший сегодня утром, отправляется в девятнадцать ноль-ноль. Нескольких кредитных билетов хватит, чтобы убедить шофера прихватить нас с собой.
Тут зазвонил колокол, зовущий в трапезную, и Ганс, глянув на часы, возопил:
— Начало второго! Отдаю все мое королевство за один гамбургер!
10
Незадолго до окончания завтрака к нам с приветливой улыбкой подошел тот самый монах, что встречал нас, когда мы только прибыли сюда.
— Я узнал, что вы уезжаете, брат мой, — обратился он к Гиацинту. — Удалось ли вам обрести в этом святом месте то, что вы искали?
— Еще не знаю. Время покажет.
— Сомнения… Да, через этот искус проходим мы все. — Монах осенил себя крестом. — Бремя вашей прежней священнической миссии было, должно быть, очень тяжко в нынешние беспокойные времена.
Мы с Гансом озорно переглянулись. Избранная нашим товарищем роль бывшего священника, приносящего покаяние, оказалась выгоднее, чем он ожидал, однако теперь ему, видно, хотелось как можно скорее покончить с благочестивой беседой. Зато наш гостеприимный монах явно не разделял этого намерения.
— А знаете, монсеньор Ферри, который часто мне пишет, отзывается о вас с большой приязнью.
Гиацинт закашлялся, пытаясь скрыть смущение.
— Ах, но я… — пролепетал он, — я уже столько лет не виделся с ним. Как он поживает? Он был выдающимся преподавателем теологии.
Монах нахмурился:
— Позвольте… Впервые слышу, что он преподавал. Я полагаю, он…
— Не обессудьте, брат мой, — снова перебил наш соратник, нащупывая удобный предлог, — но у нас остается очень мало времени до отъезда, а мои друзья не хотят покинуть монастырь, не побывав в часовне. Может быть, вы окажете нам честь, сопроводив нас туда?
Монах закивал головой и с жаром пожал ему обе руки:
— С величайшей радостью. Если вы закончили…
Таким образом мы, встав из-за стола и насилу волоча ноги, потащились в монастырскую часовню.
За этим посещением последовала краткая молитва, призванная, как пояснил наш гид, обеспечить нам Господне покровительство, когда мы двинемся в обратный путь.
— Спасибо за радушный прием, — сказал я монаху после того, как он завершил свою лекцию, посвященную местной истории. Мой братец вместе с Гансом разглядывали в это время картину донельзя кровавого содержания, висящую в дальнем конце нефа.
— Полно, не за что. Сожалею, что вы не можете погостить подольше. Возвращайтесь, когда только захотите. Здесь вы желанные гости.
Мы распростились, провожаемые множеством благословений.
— Что будем делать до отправления автобуса? — Ганс зевнул. — Еще и трех нет.
— Ты предашься сиесте, — Этти с усмешкой прикрыл ему рот ладонью, — а я покончу с упаковкой багажа.
Они направились к себе на этаж, а Гиацинт снова пошел звонить по телефону. Что до меня, я задержался во дворе, чтобы выкурить сигарету и еще раз обдумать то, что произошло с тех пор, как мы зашли в музей. Мой спутник, как только покончил с телефонными переговорами, подошел и сел на скамью рядом со мной.
— Вы звонили Гелиосу, не так ли?
Он кивнул и тоже закурил.
— Не знал, что у вашего отца проблемы с сердцем. Вы мне не говорили… — Он поймал мой испуганный взгляд. — Нет-нет, он чувствует себя прекрасно. В тюрьме с ним, видимо, случился приступ, но сейчас все уже в порядке, не тревожьтесь. Почему вы не известили нас об этом?
— Я и сам не знал. Он под надзором? В медицинском смысле слова?
— Да, меня только что заверили в этом… — Он устало махнул рукой. — Никогда бы не подумал, что Гелиос до такого дойдет. По отношению к вам. И главное, ко мне… — на мгновение запнувшись, пробормотал он.
— Однако же ему уже случалось посылать вас в самое пекло, разве нет?
— Но не подобным образом!
Рисуется он, или эта горечь, что слышна в его голосе, неподдельна?
Он в молчании докурил сигарету, раздавил окурок подошвой, и тут к нам подошел Этти.
— Ганс уснул. Рухнул, как мешок, — сообщил он.
— А ты ему в этом не помог? Так, самую малость? — поддел я его.
Братец пожал плечами:
— Он на пределе, бедный малый… — Этти примолк, потом внезапно спросил: — Скажи, Гиацинт, как священник становится наемным убийцей?
— Воспылав страстью к искусству драмы и комедии, — сострил тот.
— Не принимай меня за глупца.
Теперь он смотрел на собеседника в упор, прямо в глаза.
— Ладно, будем серьезны… Вы можете представить себе меня в сутане? — Гиацинт обернулся ко мне, призывая в свидетели, но я оставался невозмутимым. Знал, что брат никогда такого рода фразу попусту не брякнет.
— Гелиос нас всех послал на убой без малейших угрызений совести, — тихим голосом произнес Этти. — Вам не кажется, что настало время сбросить маски и сплотиться?
Гиацинт встал.
— По-моему, не только Ганс остро нуждается в отдыхе, Этти.
— Профессор Лафет! — услышал я голос у себя за спиной. Узнал монаха из приемной и насторожился, почуяв, что наш отъезд под угрозой.
— Да?
— Заходила дама, профессор. Одна из ваших коллег, мадам Вейланд. Она оставила это для вас. — И он протянул мне конверт.
— Вейланд? — переспросил я.
— Кассандра, — подсказал Гиацинт.
— Дама сказала, что это крайне срочно, И она… простите за откровенность, профессор, но у нее был такой вид… очень испуганный.
Переглянувшись со своими заинтригованными товарищами, я поблагодарил монаха, который тотчас испарился.
— Она хочет нас видеть, — сказал я, пробежав глазами второпях нацарапанную записку. — Ждет в том магазинчике, где вы купили свой путеводитель. Как по-вашему, это ловушка?
— При том, что целая армия патрулирует окрестности и в городке кишат солдаты? Нет… Она, напротив, хочет оставаться на виду, быть уверенной, что на нее не нападут без свидетелей. — Гиацинт с озабоченным видом перечитывал письмо. — Все это совсем на нее не похоже
— А может, она преуспела в искусстве комедии так, что ни в чем вам не уступает?
