— Какая тут связь с твоим…
Он затолкал ее в машину, сел на водительское место, но, собравшись включить зажигание, все-таки не удержался — проверил, не завалялась ли где какая-нибудь проволочка или еще что-нибудь такое, что бы намекало на присутствие взрывного устройства.
Преодолев многие километры по тряским тропам среди унылых ландшафтов пустыни, мы выехали на то самое шоссе, по которому приехали сюда из Александрии. Теперь же наш путь лежал на юг, в сторону Каира.
Наступившая ночь принесла с собой малую толику прохлады, но дорога не опустела, машины хоть и не запруживали ее, но шли непрерывным потоком. Гиацинту приходилось попеременно то жать на тормоза, то бешено крутить баранку, чтобы избежать столкновения с грузовиками, автомобилями и всякими развалюхами на колесах, водители которых, похоже, имели крайне приблизительное понятие о правилах уличного движения.
Ганс упорно сверлил глазами темноту, надеясь разглядеть хоть что-нибудь необычное на потребу своей фантазии. Напрасный труд: пустынная дорога в полной мере заслуживала этого названия. Кроме каких-то селеньиц, изредка мелькающих поодаль, вокруг не просматривалось ничего мало-мальски занимательного.
— Ты еще увидишь свои пирамиды, — пошутил Этти, ободряюще потрепав его за плечо.
— Вы, однако, не рассказали нам, где отыскался посох Анубиса, — сказал я, лишь бы как-нибудь разрядить тягостную атмосферу.
Полуобернувшись ко мне, Кассандра отозвалась:
— В бывшем монастыре Абу-Макар, Святого Макария, ныне это обитель Святого Иоанна Крестителя. Он позолоченный и до странности легкий. По-видимому, из металла, но какого? Затрудняюсь определить.
— Какой-то титановый сплав, — сообщил Гиацинт, воем клаксона оповестив о своей досаде того шофера грузовичка, который его подрезал, и подкрепив сигнал собственным громовым рыком: — Cretino!
— Титановый? — недоверчиво протянула Кассандра. — Это в древнем-то Египте? Мой бедный Гиацинт, тебе пора освежить свое классическое образование.
— Надпись разобрать можно? — осведомился Этти.
— Да. Это символы, покрытые стекломассой. — Глянув на анк. который мой братец показал ей, вытащив из рюкзака Ганса, она кивнула: — Да, похоже. И фактура та же, и материал. Вы знаете, что это такое?
— Титан, — подтвердил Эттп, усмехнувшись уголком рта. И в ответ на ее гримаску серьезно сказал: — Уверяю вас, что речь идет именно о сплаве титана с алюминием, каким бы диким это вам ни казалось. Мой брат и Гиацинт нашли его в одной часовне. Жители Хиоса извлекли его из… — Ганс собрался было разразиться восторженным перечнем подробностей, но Этти закрыл ему рот ладонью и быстро докончил: — Из старинного захоронения в окрестностях Фанайев. Вы расшифровали надписи?
— Энрико это удалось. Но не знаю, много ли толку в его интерпретации. А вон и платная автострада! — объявила она, указывая на мигающие вдали оранжевые огоньки. — Мы почти на месте. У Гелиоса по-прежнему есть свое гнездышко в Каире, а, Гиацинт?
— Да, только не знаю, так ли уж разумно нам сейчас туда соваться. А ты как считаешь?
— Я голосую за отель, — сказала она, вытаскивая из кармана мобильник с намерением его включить.
— Мы все еще в пустыне, Кассандра, — грубо одернул ее наш шофер, тормозя перед одной из пробок, скопившихся у въезда на платную автостраду. — Здесь нет сети. Ах, впрочем, есть, — тут же поправился он, заметив позывные локальной сети, проступившие на цветном экране мобильника.
— Можете с высоты своей эрудиции считать меня легкомысленной горожанкой, если это вас греет, но… — И тут же осеклась, видя, как мы все разом лихорадочно застучали по кнопкам своих телефонов, набирая коды доступа. — А, ну то-то же!
В Каир мы въехали около десяти вечера, но «город-спрут», как сказал бы Верхарн, в любой час дня и ночи, по обыкновению, гудел, кишел народом, кипел, переливаясь через край…
Шутка ли — семнадцать миллионов обитателей, одно из самых густонаселенных мест планеты! И это ощущалось. Любому, кто попадает в Каир впервые, он представляется утомительно суетливым, сбивающим с толку, неприятным, а то и агрессивным. Это средоточие множества красот и древностей. Да, но то и другое покрыто грязью. Когда случается наведаться сюда, город всегда кажется мне еще более изгвазданным и засаленным, чем помнился с прошлого раза.
Мы тотчас принялись застревать в пробках, среди адского воя клаксонов, толчеи пешеходов, велосипедов и всего, что только способно катиться на колесах при помощи мотора, а то и живой силы, двуногой или передвигающейся на четырех ногах.
Через полчаса Ганс стал проявлять признаки нетерпения.
— И он еще собирается посетить Дели! — насмешливо поддел его Этти.
Я выбросил свою недокуренную сигарету в окно и поспешил снова закрыть его. После двух суток, проведенных в монастыре среди пустыни, оглушительный шум улицы, смесь пищевых запахов и вони ночных горшков — все это было воистину нестерпимо.
Лихо огибая препятствия, наш шофер ухитрился, пусть и не по прямой, продвинуться в направлении нильского берега.
— Нет, сколько можно? Обрыдло! — кипятился Ганс, окончательно выйдя из терпения.
— Куда мы, собственно, едем? — осведомился я.
— В «Хилтон»!
Кассандра усмехнулась, не скрывая, что довольна, да и Ганс потирал руки, радостно приветствуя это сообщение
«Хилтон-на-Ниле» находится в двух шагах от Египетского музея и представляет собой роскошный дворец, высящийся на скалистом выступе; к услугам постояльцев бассейны, рестораны, кафетерии, теннисные корты и прочая развлекаловка. Окна нашего номера, состоящего из пяти комнат и громадного салона, выходили на Нил, и Ганс, пораженный открывающимся видом, сразу вышел на балкон полюбоваться.
Открыв рот, он всецело предался своим фантазиям, сменявшим друг друга в ритме бегущих волн, позолоченных лучами полной луны и отблесками городских огней. Каир — или по крайней мере та его часть, что открывалась взгляду, — отсюда казался городом из «Тысячи и одной ночи», сказочно искрящимся, изобилующим пышными садами.
— С Гангом это не сравнится, — заявил мой братец, внезапно обуянный демоном дешевого патриотизма, чем всех рассмешил.
Коридорный принес нам ужин с шампанским — на него мы не поскупились.
— Наслаждайтесь, — посоветовала Кассандра. — Возможно, это последняя трапеза.
Мои мысли приняли столь болезненное направление, что шампанское показалось горьким, и я, так же как братец, с отвращением отодвинул свою тарелку.
— Кто пожертвует собой и сходит в паркинг за посохом? — спросил Этти.
Все уставились на Кассандру, и она, окинув нас презрительным взглядом, удалилась.
— Ненавижу эту фифу! — проворчал Ганс, вытирая жирные руки безупречно белой салфеткой, мягкой, но плотной.
