Наконец, когда матушка немного пришла в себя, мы наняли другую карету и поручили кучеру отвезти нас в какой-нибудь респектабельный частный отель. Через несколько минут миссис и мастер Оффланд высадились на Клиффорд-стрит, перед домом со скромной вывеской, которая заявляла, а скорее, в благовоспитанной манере сообщала вполголоса: «Частный отель Невот». Там, объяснив безразличному клерку, почему у нас нет багажа, мы сняли комнату и заказали туда скромный обед.
Мы оценили размеры нашей потери; серебро, хороший фарфор, красивая одежда — все это мы рассчитывали продавать и на вырученные деньги продержаться некоторое время. Как нам теперь жить? Я осторожно затронул возможность продать сэру Персевалу кодицилл, но матушка, вконец расстроившись, невнятно забормотала о своем отце и о том, что совершила бы предательство, которого себе не простит, и я дал себе слово впредь об этом не упоминать. Немного погодя я спросил, не думает ли матушка, раз мы оказались в таком положении, обратиться все же к миссис Фортисквинс.
Она со вздохом отозвалась:
— Да, наверное.
Таким образом, в тот же день мы отправились на Голден-Сквер, где жила вдова дяди Мартина.
Глава 28
Вблизи Риджент-стрит на улицах стало появляться все больше бедно одетых людей. Заметив, что многие из них несут с собой изрядное количество скарба, я спросил об этом матушку, но она только покачала головой. На каждом шагу попадались маленькие девочки (иные много младше меня), продававшие цветы, и я обратил внимание, что нас они не останавливают, а обращаются исключительно к джентльменам — думают, наверное, что те добрее, решил я.
Дом миссис Фортисквинс располагался в западной части тенистой площади, очень уединенной, хотя находилась она в двух шагах от новой оживленной улицы. Мы нашли фамилию Фортисквинс, выгравированную на новой медной дощечке, позвонили, и дверь нам открыла приятная молодая девушка; услышав рассказ матушки, что она родственница миссис Фортисквинс, зовется «миссис Мелламфи» и прибыла в Лондон без предупреждения, она отвела нас наверх, в гостиную, и оставила одних. Комната была отделана роскошными обоями с ворсистым рисунком и весьма элегантно обставлена: ореховые столы и стулья, инкрустированный пристенный столик и над ним зеркало ему под пару, оттоманка, обитая шелком. Пол был покрыт великолепным турецким ковром, в углу стояли большая арфа и нарядное фортепьяно, на крышке которого были раскиданы красивая вышивка и несколько книг. Несмотря на теплую погоду, в камине горел огонь. Мы ждали стоя и ловили отзвуки далеких голосов и стуки дверей, открывавшихся и закрывавшихся где-то в другой части дома.
Наконец с лестничной площадки донеслись шаги и в комнату вошла дама. Она была высока, безусловно, красива и держалась так, словно была намного старше матушки, хотя разделяло их года три-четыре. Высокий прямой нос, пара ясных голубых глаз, энергичная челюсть, тонкий рот. Одета она была в полутраур, отделка чепца состояла из черных кружев и траурных лент. Входя в комнату и закрывая за собой дверь, она двигалась с величием, усугублявшим впечатление от ее внешности. Они с матушкой обменялись долгим взглядом, ни у той, ни у другой губы не дрогнули. Наконец миссис Фортисквинс улыбнулась, и матушка ответила ей робкой улыбкой.
— Мэри, сколько лет, сколько зим! Ты ли это? Матушка шагнула вперед, и они обменялись поспешным объятием.
— Дорогая миссис Фортисквинс, — проговорила матушка.
— Миссис Фортисквинс? — повторила дама. — К чему такая холодность, Мэри? Не помнишь разве, как ты звала меня Джемайма?
— Помню-помню. Конечно помню, Джемайма.
— Так-то лучше, дорогая Мэри. Садись, прошу.
Матушка села, миссис Фортисквинс удобно устроилась на оттоманке, повернулась ко мне, оглядела с загадочной полуулыбкой и только потом мягко произнесла:
— И с юным спутником, совсем взрослым!
— Это Джонни, — пояснила матушка.
— А как же! Сходство поразительное. Ты не думаешь? — Она обратилась к матушке, которая опустила глаза. — Как по-твоему?
— Я… я не знаю.
— В самом деле? Ты меня удивляешь. Прямо вылитый твой отец.
— Мой отец? Ну да, конечно, — с готовностью отозвалась матушка, поднимая взгляд.
Глядя, к моему удивлению, не на меня, а в упор на матушку, миссис Фортисквинс добавила:
— Но с его собственным отцом ничего общего.
Матушка вновь залилась краской и опустила глаза.
— Разве?
— Ровно ничего. А ты как считаешь?
Матушка бросила на нее робкий взгляд, скосила глаза в мою сторону и мимолетным движением приложила к губам палец.
Миссис Фортисквинс, подняв брови, обратилась ко мне:
— Садитесь, молодой человек.
Я взгромоздился на краешек единственного свободного стула, который стоял у самого огня (экран отсутствовал, и жара там была неимоверная).
— Когда же мы виделись в последний раз? — задумалась миссис Фортисквинс.
— Тому уж много лет, — пробормотала матушка.
— Дай-ка подумать, когда это было.
Я заметил, что матушка закусила губу.
— А, конечно, — встрепенулась миссис Фортисквинс. — Как я могла забыть? В ту самую ночь, правильно?
Матушка молча кивнула.
— Дорогая, я сболтнула не подумав. Но ведь столько лет прошло, — задумчиво продолжала миссис Фортисквинс. — И столько всего случилось. Любопытно знать, что привело тебя в Лондон. Нет ли какой-нибудь перемены в скорбных обстоятельствах твоего бедного…
— Мне об этом ничего не известно, — прервала ее матушка и перевела взгляд на меня. — Джонни, не мог бы ты подождать на лестничной площадке, пока я тебя не позову?
— Нет нужды, — проговорила миссис Фортисквинс. — Можешь ничего мне не рассказывать.
Матушка вспыхнула.
— Но тогда мне непонятно, что тебя нынче сюда привело? Удивительно, почему ты до отъезда ничего мне не написала!
— Времени не было. Я объясню. Но, Джемайма, я ни словом не обмолвилась о твоем… Мне так жаль…
Она примолкла.
Миссис Фортисквинс вздохнула:
— Я, конечно, глубоко скорблю. Однако, по крайней мере, это не застигло меня врасплох. Имея супруга намного тебя старше, такое событие можно предвидеть. Но довольно о моих печалях. Расскажи, что привело тебя в Лондон.
— Все понятно с двух слов. Я разорена. У нас с Джонни не осталось ни гроша.
— Кошмар, да и только, — ровным голосом отозвалась миссис Фортисквинс. — Как подобное могло случиться — расскажи, будь добра.
Матушке пришлось изложить всю нашу печальную историю. Миссис Фортисквинс, вначале принявшая новость с философским спокойствием, по ходу рассказа все более оживлялась. Посыпались вопросы о характере спекуляции, условиях аренды, выкупе залога — вопросы столь специфические, что мы не знали, как отвечать; в особенности ее интересовал дословный пересказ советов, данных мистером Сансью, а также финансовые обязательства, взятые на себя матушкой (от последних она пришла в ужас).
