— А когда мы будем в бюро, не спросить ли адрес мисс Квиллиам?
Матушка рассмеялась:
— Ну что ты, Джонни, нельзя же навязывать свое знакомство человеку, с которым виделся один раз в жизни.
— Но мы ведь не знаем в Лондоне больше ни души, правда? — Матушка промолчала, и я повторил: — Ни души, правда?
— Ладно, мы о ней спросим.
Несколько минут она молчала, а потом промолвила серьезно:
— А потом мне нужно будет сходить кое-куда еще.
— Куда? — удивился я. — Далеко? Мы поедем в карете?
— Я должна пойти одна. А ты не задавай вопросов ни сейчас, ни потом, когда я вернусь.
Я растерялся:
— Но ты говорила, что у тебя нет в Лондоне знакомых, кроме миссис Фортисквинс и мистера Сансью?
— Я сказала, нет друзей. Но я же просила, чтобы ты не допытывался!
Видя, что она расстроена, я перевел разговор на другую тему:
— У нас есть в Лондоне друзья: ты забыла о миссис Дигвид и Джоуи.
— Ах, да. — Она рассмеялась. — Но не представляю себе, чтобы мы возобновили знакомство с ними.
Удачный, полный хлопот день утомил нас, и, едва оказавшись в кровати, я тут же заснул.
Назавтра рано утром мы отправились в самое крупное бюро по найму, которое располагалось неподалеку, на Уигмор-стрит.
По дороге матушка остановилась у витрины магазина и указала на выставленную там вышивку:
— Посмотри-ка. Такую работу могу сделать и я. Войдем, спросим, сколько это стоит.
Мы вошли и, узнав, что вышивка баснословно дорогая, преисполнились лучших надежд.
С помощью моей карты мы добрались до фешенебельного района, где многие улицы и площади были с одного конца загорожены столбами и цепями, а с другого имели ворота, у которых дежурили привратники в ливреях и стояли караульные будки. Пропутешествовав некоторое время, мы поняли, что заблудились; какой-то хорошо одетый джентльмен средних лет обратил внимание, что мы топчемся на месте, подошел и полюбопытствовал, куда нам нужно.
— Уигмор-стрит? — переспросил он. — Первый поворот налево. Вы, наверное, ищете центральное лондонское бюро по найму?
Когда матушка это подтвердила, в добром взгляде джентльмена выразилась печаль.
— Тогда мне от всего сердца вас жалко.
— Это такая ужасная работа? — выдавила из себя матушка.
Он взглянул на нее пристально:
— Знавал я таких несчастных гувернанток, что хуже не придумаешь: воспитанники их третировали, наниматели — унижали. Но так бывает не со всеми. Может, я сумел бы найти вам место в хорошей семье.
Матушка как будто растерялась.
— Вы очень добры, сэр, — пробормотала она.
— Разрешите мне проводить вас до Уигмор-стрит; быть может, я смогу вас убедить не сдаваться на их милость.
Явно удивленная, матушка позволила ему пройти с нами несколько шагов. Затем он сказал:
— Я мистер Парминтер с Кэвендиш-Сквер. Позвольте, я дам вам свою карточку. Пожалуйста, приходите, если понадобится моя помощь.
Он стал рыться в кармане, но матушка внезапно встала как вкопанная:
— Пожалуйста, не трудитесь.
— Но я буду очень рад вам помочь, — проговорил он любезно.
Матушка отступила назад и произнесла, словно стараясь придать своему голосу оттенок высокомерия:
— Спасибо за содействие, сэр, но дальше мы сами найдем дорогу; не смею вас больше беспокоить.
Прежде чем джентльмен успел ответить, она слегка поклонилась и поспешила вперед. Следуя за ней, я обернулся и уловил на лице наблюдавшего за нами джентльмена выражение, которое принял за добродушную насмешку.
— Мама, — заговорил я, догнав матушку, — этот джентльмен как будто очень добрый человек, почему ты не воспользовалась его предложением?
Она только покачала на ходу головой.
Тут же мы оказались на Уигмор-стрит, обнаружили на третьем этаже бюро и вошли внутрь. Согласно объявлению на стене, в бюро имелось две комнаты: одна для нанимателей, другая для гувернанток. В соответствующем помещении вдоль стен тянулась длинная деревянная стойка, за которой какой-то клерк беседовал с сидящей дамой, время от времени заглядывая в большие книги (они грудами лежали вокруг него и стояли сзади на полках). В половине, отведенной для посетителей, дожидались своей очереди еще несколько дам. Мы назвали свою фамилию мальчику, сидевшему за столом рядом с дверью, и рассказали, чего хотим. Он записал фамилию, предложил нам сесть и передал бумажку человеку за стойкой, который бегло на нее взглянул и отложил в сторону.
Дожидаться пришлось долго, но когда наконец раздался вызов «Оффланд», клерк крикнул:
— Поторапливайтесь. Время не ждет.
Это был худощавый человек с печальным, но резко очерченным лицом и редеющими волосами, которые выглядывали из-под маленького паричка. Когда мы подошли, он спросил, не отрывая глаз от книги, куда вносил какие-то записи:
— Где вы служили, миссис Оффланд?
— Служила?
— Ну да, так я и спросил.
— Я никогда не была на службе. Клерк в первый раз поднял взгляд:
Это худо. — Тут он заметил меня. — Ваш малец?
— Да, — признала матушка.
— Вдова?
Матушка покраснела и кивнула.
Клерк смотрел изучающе.
— Он пойдет на пансион в школу, — пояснила матушка.
— Уж точно, — кивнул клерк. — Но все равно, семьям не нравится, когда у гувернантки есть дети. Как правило, гувернантки одиночки. Разумеется, видеться с ним вы будете только по соглашению с хозяевами.
— Этого я не знала.
— Что ж, теперь знаете. И, хоть не полагается мне говорить это, вы, безусловно, готовы вообще о нем не заикаться.
— Что вы имеете в виду?
— Ох, ну не дитя же вы малое. Ладно, об этом я больше не скажу ни слова. Давайте-ка посмотрим, что у вас есть за душой. По-французски разговариваете?
— Да, — кивнула матушка.
— Прямо как в Париже, вроде прирожденной француженки?
Матушка покачала головой:
— Не настолько хорошо.
— Как насчет итальянского? — сурово вопросил клерк.
— Нет, — едва слышно откликнулась матушка.
Он поджал губы, словно смиряясь.
— Ладно, а петь и играть на фортепьянах можете?
— Да, довольно хорошо.
— «Довольно хорошо» — этого семьям мало, им подавай «первоклассно». — Тяжело вздохнув, он потеребил свои манжеты. — Рисуете? — последовал внезапный вопрос.
