Солнце садилось, холодало. Матушка была в уличной одежде, но я выбежал из дома без верхнего сюртука и шляпы.
— У нас хватит денег, чтобы снять ночлег, — сказал я. — Но нужно узнать, куда нас занесло.
Я обратился с вопросом к приличному на вид работяге, который проходил мимо.
— Это Смиффл, — отозвался он.
То же слово, как я вспомнил, бормотал и извозчик, и еще я видел что-то подобное на своей карте.
— Поблизости от Коулман-стрит?
— В двух шагах. — Он указал, как туда пройти.
— Слышала, мама?
— Нет, — глухо отозвалась она.
— Мы в Смитфилде, значит, совсем рядом с улицей, где живет мисс Квиллиам, то есть жила. Пойдем-ка туда.
Она молчала, и, поняв, что нужно брать дело в свои руки, я повел ее туда, куда указал встречный.
Уже вечером мы добрались до нужной улицы и позвонили в колокольчик у двери дома номер 26, высокого угрюмого здания, соседи которого, казалось, поглядывали друг на Друга искоса, с неприязнью, прикрытой хорошим воспитанием.
Узнав от служанки, что имя мисс Квиллиам здесь неизвестно, матушка судорожно вздохнула и пошатнулась. Девушка посмотрела на нее сочувственно и пригласила нас войти и подождать, пока она справится у госпожи. В обширном холле, где витал аромат цветов, расставленных в вазах на изящных пристенных столиках, тьму разгоняли только восковые свечи, но я разглядел все же красивую мебель: шкафчики красного дерева, старинные дубовые часы, ряды стульев вдоль стен. Матушка рухнула на один из них, я стал растирать ей руки.
Вскоре служанка вернулась в сопровождении дамы лет пятидесяти, с резкими чертами лица, которая окинула нас пристальным взглядом. Было совершенно очевидно, что по своему положению в обществе она превосходит не только миссис Филлибер, но даже и миссис Марраблес; я представлял себе, какое неприятное впечатление мы на нее производим: я без шляпы и сюртука, матушка чуть жива.
— Я миссис Малатратт, — представилась она. — Моя служанка сказала, что вы справлялись о мисс Квиллиам?
— Да, мы ее знакомые, — отозвался я вместо матушки.
Миссис Малатратт удивленно подняла брови.
— Эта леди… нехорошо себя чувствует? — спросила она.
— Просто очень устала.
Она внимательно на меня посмотрела и обернулась к матушке; та подняла глаза и попыталась улыбнуться, но, не сумев, прикусила губу и склонила голову.
— Мисс Квиллиам здесь больше не живет, — пояснила миссис Малатратт. — Она покинула этот дом почти год назад, когда получила должность при сэре Персевале и леди Момпессон. — Ей доставило видимое удовольствие произнесение этих имен и титулов.
— Спасибо, — отвечал я. — Но нам также известно, что совсем недавно она оставила эту должность.
— Верно, — нехотя произнесла миссис Малатратт, словно бы желала подольше подержать на языке блестящие имена. — Нельзя ли узнать, с кем я имею удовольствие разговаривать?
— Наша фамилия Мелламфи.
— Если вы знакомые мисс Квиллиам, то, признаюсь, меня удивляет, что вам неизвестен ее адрес.
— Мисс Квиллиам не ожидала нашего скорого приезда в Лондон, — отозвался я, стараясь не очень отклоняться от истины. На лице хозяйки дома выразилось вежливое удивление, и я добавил: — Возможно, она писала туда, откуда мы прибыли, чтобы сообщить свой новый адрес.
— Понятно. — Нарочито вежливый взгляд миссис Малатратт говорил о том, что она не поверила ни слову из моих объяснений.
Раз уж она нам не верит, решил я, то руки у меня развязаны, можно немного приврать.
— Мы прибыли в Лондон только сегодня, после долгой поездки. — Я упомянул название графства и добавил: — Из окрестностей Хафема, где мы с сэром Персевалом… — Я поколебался и продолжил: — Жили по соседству.
— В самом деле?
— Из-за недоразумения наш багаж отослали не по тому адресу, в другой конец Лондона. Мы отправились туда на наемном экипаже, но, когда проезжали по этой улице, я вспомнил, что, по словам мисс Квиллиам, она прежде здесь жила. Матушка очень устала, поэтому я остановил карету, чтобы спросить, нельзя ли здесь переночевать.
— Очень хорошо, — кивнула миссис Малатратт, и я, испытывая одновременно торжество и стыд (уж очень легко лилась с моего языка ложь), понял, что пусть не обманул ее, но представил объяснение, какое как раз и требовалось. — Но, простите, с поисками мисс Квиллиам я ничем вам не помогу. Как вы сказали, она покинула Момпессон-Парк прошлым летом — в конце июля, если не ошибаюсь, — и провела у меня ночь или две. Уезжая, она сказала, что сообщит адрес, куда пересылать письма, но так и не сообщила.
Значит, вам о ней ничего не известно?
— Только то, что она была здесь всего лишь две недели назад — просила меня еще немного подержать у себя два ее сундука. Я была рада ей услужить. Адреса она не оставила, но, если я правильно ее поняла, она поселилась в другом конце города.
В Вест-Энде! Я испуганно повернулся к матушке. Она не поднимала глаз, однако я поймал выразительный, но непонятный взгляд служанки. Потом та посмотрела на хозяйку — как мне показалось, с робостью и неприязнью.
Миссис Малатратт глядела оценивающе.
— Если желаете здесь переночевать, я могу сдать вам комнату, но только до завтра. Это будет стоить три шиллинга.
Я знал, что мы могли бы устроиться где-нибудь за шиллинг или восемнадцать пенсов, но искать другое пристанище было уже поздно. Матушка все так же прятала лицо в ладонях, поэтому я решился.
— Плата вперед, — добавила миссис Малатратт.
Я порылся в матушкином ридикюле и под записной книжкой и таинственной связкой бумаг нашел несколько оставшихся монет.
— Проводи их в Голубую комнату, Нэнси. — С легким кивком миссис Малатратт величественно удалилась.
Я помог матушке подняться на ноги, и мы последовали за служанкой в назначенную нам комнату — красиво обставленную, с большой кроватью и нарядными дамастными занавесками.
Нэнси отвела меня в сторону и вполголоса спросила, не принести ли нам чего-нибудь поесть. Потом шепнула:
— Это была неправда, то, что она сказала.
— О чем вы?
— И это неподходящее место для вас и вашей маменьки. Сказала бы больше, да не смею. — Она выскользнула из комнаты. Вскоре она принесла нам немного хлеба и молока, но, словно бы раскаиваясь в своей откровенности, избегала моего взгляда и поспешила уйти.
С трудом я уговорил матушку немного поесть, но не смог помешать ей снова заговорить о предательстве Биссетт.
— Стоимость мебели покрыла бы все наши долги. Что же она сделала с деньгами?
— Отложим это до завтра, мама, — взмолился я. — Пора спать.
— Почему она так поступила, Джонни? — вдруг спросила она. — Я никогда ее не прощу. Никогда. После всего, что я для нее сделала.
