— Не смейте так говорить о моей матери! — закричал я.
— Думаю, тебе нужно узнать правду, — сурово проговорил дядюшка. — Именно на твоей матери лежит вина за все беды, которые постигли моего несчастного брата Питера. Она всячески стремилась заполучить власть над этим невинным слабоумным созданием.
— Замолчите! — воскликнул я. — Я не желаю слушать ваши выдумки!
Я попытался заткнуть уши, однако слова дядюшки продолжали проникать в мой слух:
— Она и ко мне примерялась, но со мной было не совладать. Поэтому закабалила вместо меня Питера — небу известно, каким легким это было делом при его-то невинности — и взяла над ним полную власть. Зачем ей это было нужно? Я частенько недоумевал: полагаю, она со своим папашей зарилась на долю богатства моего отца.
— Молчите!
— Мы рассказываем тебе это ради твоего же блага, Джон, — вмешалась Эмма. — Правда колет глаза, но ты должен ее знать.
Глядя на бледное лицо Эммы, которое все еще казалось мне красивым, я видел в нем одну лишь ненависть и не мог решить, верит ли она тому, что говорит. Если да, то что могло быть ужасней?
— Твоя мать и ее отец, — безжалостно продолжал дядюшка, — надеялись использовать моего брата в собственных целях, но перемудрили. Они свели его с ума, пытаясь настроить против родной семьи. Вот почему он ополчился против твоего дедушки и убил его.
— Я не верю, что он помешанный! — выкрикнул я. — Это злостная ложь. Мистер Эскрит сказал матушке, что отец говорил правду: ссора между ними на самом деле была розыгрышем.
— Сказал матушке, — с издевкой повторил дядюшка. — Предупреждаю: ты ни на грош не должен верить речам этой женщины. Мне известно одно: именно она толкнула Питера на убийство. Одному Богу известно, с какой целью. Впрочем, удивить она меня не может ничем. — Сощурившись, он окинул меня изучающим взглядом: — И вот что еще тебе следует знать. Не уверен, понятно ли тебе, что Фортисквинс… — Он умолк и, посмотрев на дочь, заключил: — Но подождем с этим.
— Нет, — возразила Эмма, и на лице ее мелькнуло торжество. — Расскажи ему обо всем.
И вот теперь я услышал нечто такое о матушке — а вернее, о моем отце, — чему не мог поверить и, однако, не мог выбросить из головы.
Не дослушав, я кинулся на дядюшку с кулаками, и он меня грубо отшвырнул. Лежа на полу, я заливался слезами гнева и отчаяния, а Эмма с отцом удалились со смехом.
Могло ли хоть что-то из этого быть правдой? При одной мысли о подобном земля уходила у меня из-под ног. Моя мать — обманщица? Лгунья? Или еще того хуже? Под маской внушающего доверие простодушия она скрывала глубоко порочную двуличную натуру? Верно, что она таила от меня сумму капитала, вложенного в роковую спекуляцию. Тайком от меня купила тот кусок вышивки. И позднее становилась все более замкнутой и подозрительной, хотя и, конечно же, под влиянием обстоятельств. Что касается намеков мистера Портьюса на… Я не в силах был заставить себя даже думать об этом.
Спустя какое-то время — когда именно, определить я не мог — Фрэнк внезапно отпер дверь и кинул мне груду одеял, в которые я после его ухода завернулся. Мысли мои начинали путаться, и я переставал понимать, где нахожусь и что со мной происходит. Знал только, что попал в ловушку; и тут мне пришло в голову поднять шум — достаточный для того, чтобы привлечь внимание прохожих. Пока я, вцепившись в железные прутья, выкрикивал что-то через грязные оконные стекла, за которыми ничего не было видно, дверь вновь отворилась, и вошел отец Эммы. Его сопровождали доктор Алабастер и два незнакомых джентльмена, а следом Фрэнк внес поднос с какими-то блюдами.
— Умоляю, вызволите меня, — воскликнул я. — Они хотят меня убить.
Я вдруг заметил, что язык плохо меня слушается и что мне трудно на чем-то сосредоточить взгляд: лица вошедших расплывались передо мной бледными лунами, и я едва-едва различал их черты.
— Почему вы так говорите? — мягко спросил один из незнакомцев.
— Они хотят уморить меня голодом и холодом.
— Но разве ты не укрыт одеялами, Джон? — продолжал незнакомец. Он указал на поднос, который Фрэнк поставил на пол передо мной: — А это что, разве не еда?
Я попытался объяснить, что одеяла мне дали совсем недавно, но слова не выговаривались.
— Еда отравлена, — пробормотал я. — Я до нее не дотронусь.
— Ну-ну, без глупостей. Возьми хоть кусочек, — произнес мой так называемый дядюшка тоном, какого я от него еще не слыхивал.
— Не возьму, пока вы сами не попробуете.
Мистер Портьюс переглянулся со своими спутниками, те важно кивнули.
— Что ж, Джонни, отлично, — весело улыбнулся он. — Если это тебя успокоит, я докажу, что тебе ничего не грозит.
Он попробовал еду с ложечки, потом наполнил стакан и выпил.
— Ну да, конечно же, яду теперь здесь нет, — вскричал я.
Придвинув к себе тарелку, я стал жадно, будто голодный пес, поглощать съестное под внимательными взглядами незнакомцев.
— Итак, мастер Клоудир, — обратился ко мне доктор Алабастер.
— Не называйте меня так! — воскликнул я.
— Почему же нет? Разве это не ваше имя?
— Нет, мне оно ненавистно!
— Очень хорошо, Джон, — невозмутимо продолжал доктор Алабастер. — Присутствующие здесь джентльмены намерены задать тебе несколько вопросов. Ты готов на них ответить?
Я кивнул.
— Скажите нам, пожалуйста, — заговорил второй незнакомец, — кто вот этот джентльмен (он указал на отца Эммы) и как вы оказались в его доме?
— Говорят, будто он мой дядя, но я не уверен в этом. Как я сюда попал, тоже не знаю. Против меня составлен заговор. И уже давно — с того времени, как в наш дом вломились ночью, а я тогда был ребенком. Взломщик живет сейчас в недостроенном здании в Нарядных Домиках. Думаю, именно он меня сюда и доставил.
Я умолк: два незнакомца переглянулись, но их лиц я не мог различить — они представлялись мне смутными пятнами.
— У меня очень простой вопрос, — произнес первый незнакомец. — Скажите, пожалуйста, сколько получится, если к шести шиллингам и трем пенсам прибавить один шиллинг и восемь пенсов, а затем вычесть четыре шиллинга, девять пенсов и три фартинга?
Голова у меня разламывалась, на ногах я едва держался и потому озадаченно протянул:
— Не знаю, сэр. Но я в своем уме. Знаю многое другое. Знаю, что вот это — стул, — я указал на него, — а вот это — человек, — я указал на Фрэнка.
— Он может отличить одно от другого, и только, — покачав головой, проговорил первый незнакомец.
— Полагаю, мы видели достаточно, — вмешался второй. — Ордер будет простой формальностью.
— Другого вывода я и не ожидал, — заметил доктор Алабастер.
— Надеюсь, мистер Портьюс, — продолжал второй незнакомец, — что вы не обойдетесь сурово с вашей служанкой. Она поступила так, как считала нужным.
