– И как вы ее разыгрывали? Поставив чайник на стол, хозяин сказал:
– Мы взяли за основу рассказ поваренка и распределили между собой роли. Я любил играть офицера, командовавшего гарнизоном. Он в этой истории фигура самая что ни на есть ключевая, если не сказать героическая.
Любезность хозяина удивляла меня еще больше, чем беспорядок в комнате. Мистер Стоунекс и в нашу первую встречу показал себя совсем не таким, каким его описывал Куитрегард, теперь же это различие сделалось разительным. Должно быть, подумал я, к приезжим он куда более благосклонен, чем к местным горожанам. Однако же он так непринужденно общается с Остином, который уже долго здесь живет, – должно быть, все еще считает его чужаком, хотя прошло уже двадцать лет. Правда, мне трудно было определить, насколько близко они знакомы, так как Остин явно питал к старику почтение и даже побаивался его.
– Разве? – спросил я.– Но ведь он был в этой истории сугубо отрицательным персонажем?
– Он действовал смело и решительно, как и следует в критических обстоятельствах, – возразил хозяин. И выкрикнул: – А мы сыграем снова в эту игру и убедимся сами!
– Что вы имеете в виду? – спросил Остин.
– Мы разыграем эту сцену. Вы историк, – обратился он ко мне.– А значит, сумеете облечь плотью сухой костяк прошлого.
– От историка воображения не требуется, – отозвался я. – Собственно, оно ему только мешает.
– Думаю, у тебя его достаточно, чтобы помешать целому колледжу историков, – едко заметил Остин.
– Тогда вы просто созданы для этой игры, – вмешался хозяин.
Он остановился в середине комнаты:
– Вообразите, что сейчас десятое сентября года от Рождества Христова тысяча шестьсот сорок третьего, – начал он театрально.– Настоятель Фрит пребывает в своем кабинете – это соседняя комната. Поваренок сидит здесь и чистит горшки. В кухне находятся двое солдат парламента: настоятель фактически посажен под домашний арест. Половина одиннадцатого, настоятелю остается жить менее часа. Он этого не знает, но судьба его предрешена.
– Благие небеса! – воскликнул я.– Значит, по-вашему, его смерть не была случайностью? – Я вспомнил, что при первой нашей встрече он говорил о «казни» настоятеля.
– Я в этом убежден, – заявил хозяин, разливая чай и вручая нам чашки.– Судите сами. Мне нужно, чтобы вы представили себе обстановку. Три недели назад парламентская армия подошла к городу и начала осаду. Там царил панический ужас. Многие из более состоятельных горожан сумели бежать – в их числе жена настоятеля Фрита и девять его детей. Он отослал их, в сопровождении нескольких слуг, в безопасное место – красивый усадебный дом в нескольких милях от Турчестера.
– Который он украл у колледжа!
– А, вы знаете об этом! Тогда вам известно, каким он был алчным негодяем.– Не отходя от стола, старый джентльмен добавил: – Пожалуйста, берите сладкое.
Я поблагодарил и начал нарезать шоколадный торт для себя и Остина. Старый джентльмен продолжал:
– Большинство горожан не имело слуг, на попечение которых можно было бы оставить свою собственность, поэтому им приходилось охранять ее самостоятельно – если она уже не пропала, так как многие дома были полностью или частично разрушены. Собор был обстрелян, несколько зданий на Соборной площади загорелось. Шесть дней назад городской комендант согласился капитулировать, при условии, что защитникам города будет позволено его покинуть и что город не будет разграблен.
Он переместился к пристенному столику, где стояли сахарница и кувшинчик с молоком. Я заметил, как он, вместо того чтобы взять их, принялся рассеянно стирать тряпкой надпись на грифельной доске. Потом принес сахар и молоко нам с Остином. Далее он вернулся к столу, нагруженному документами, и принялся их разбирать; он стоял вполоборота к нам и продолжал говорить:
– Роялисты бежали, но сторонники парламента, нарушив свое слово, разграбили и сожгли много домов. На шестой день армия двинулась дальше, оставив в городе небольшой гарнизон во главе с молодым офицером. Это я.– Он выпрямил спину и изобразил на лице юношескую решимость. Передо мной стоял, раздумывая над своими дальнейшими шагами, двадцатипятилетний офицер.– Положение мое отчаянное. Как может горстка солдат сдерживать шесть тысяч обозленных, готовых на все горожан? Только при помощи доброй воли, а иначе – страха. Но о доброй воле речи идти не может. А теперь положение еще осложнилось. Три дня назад – седьмого – по городу поползли слухи: приближается армия роялистов. Горожане возликовали. Спасение близко! На рыночной площади собралась толпа, и я приказал солдатам разогнать ее, стреляя поверх голов. Народ обозлился еще больше.
Я взял пирожное и заметил попутно, что Остин не притронулся к еде.
– На следующий день настоятель, известный приверженец королевской партии, произнес в соборе проповедь, призывая народ восстать; перед собором затеялся бунт, и я волей-неволей снова отдал приказ стрелять в воздух. На этот раз была ранена женщина: ее задела случайная пуля. Перед лицом крайней опасности я побоялся, что восставший народ провозгласит настоятеля своим главой, и приказал держать его под домашним арестом, для чего отправил к нему на постой двоих кавалеристов. Девятого я приходил сюда, чтобы сообщить ему об этом.
– Однако он был лицо духовное, – вмешался я.– Сан требовал уважения, пусть даже его носитель был алчным и бесчестным интриганом.
Старый джентльмен вышел из роли и сурово заметил:
– Вы – Фрит!
– Прошу прощения. Что вы имеете в виду?
– Это ваша роль. Поэтому не нужно говорить о нем. Особенно в таких выражениях. Говорите от его имени и защищайте себя.– Внезапно он вновь превратился в юного офицера.– Господин настоятель, вы не покинете этот дом без моего разрешения.
– Я представитель церкви, – произнес я не слишком уверенно.– Вы обязаны проявлять ко мне уважение.– И с сознанием своего величия добавил: – Юный сэр.
– Вы дурак, сэр, – сурово отозвался хозяин, и я почувствовал, что краснею.– Причем дурак безнравственный, поскольку занимаетесь политиканством ради собственных целей, рискуя многими жизнями.
– Бред.– Моя реплика была несколько вялой. Старый джентльмен, на миг возникнув, нахмурился; это значило, что мне следует лучше стараться. Затем он мгновенно исчез вновь.
– Вы предатель, сэр. Вы надеетесь, что, если вы поможете отвоевать город для короля, вас вознаградят епископским саном. За всем, что вы делаете, стоит корыстный интерес.– Договорив, он отвернулся и стал рыться в куче документов.
– Чем же вы можете подкрепить подобное утверждение? – вопросил я негодующим тоном; как ни странно, мне захотелось защитить Фрита.
