Он взял нож и быстро сделал крестообразные надрезы на бубонах под мышками и в паху Стэплтона. По комнате немедленно распространился отвратительный запах, и монах шарахнулся, вскрикнув от омерзения. Бартоломью попросил горячей воды и принялся чистить нарывы. Похоже, эта нехитрая операция принесла Стэплтону некоторое облегчение: дыхание его стало не таким затрудненным, а руки и ноги немного расслабились.
Бартоломью немного посидел у постели больного, потом отправился на поиски Грея. Студента он обнаружил в зале в окружении слушателей, которым тот вдохновенно рассказывал какую-то байку о том, как он продал одному торговцу индульгенциями подкрашенную воду в качестве средства от желудочных колик и как неделю спустя торговец разыскал его и сообщил, что чудодейственное средство помогло.
Бартоломью уселся на край скамьи рядом с Барвеллом. Тот вопросительно поднял брови.
– Пока еще рано что-то говорить, – сказал Бартоломью. – К ночи будет видно.
Барвелл отвел глаза.
– Мы потеряли пятерых магистров и двенадцать студентов, – сказал он. – А как обстоят дела в Майкл-хаузе?
– Шестнадцать студентов, трое коммонеров и двое профессоров. Сегодня ночью умер мастер.
– Уилсон? – ахнул Барвелл. – Я думал, он заперся у себя в комнате, чтобы не заразиться.
– Он так и поступил, – сказал Бартоломью. – Но чума добралась до него.
Мэттью ломал голову, как бы перевести разговор на Абиньи, чтобы это не показалось слишком очевидным, когда Барвелл сам заговорил о нем.
– Мы слышали о Жиле Абиньи, – сказал он. – Стивен Стэнмор рассказал, что он скрывался на чердаке у вашей сестры, а потом сбежал вместе с лошадью Стэнмора.
– Вы догадываетесь, где Жиль может находиться? – спросил Бартоломью.
Барвелл покачал головой.
– Я никогда не понимал, что творится у этого малого в голове. Странная смесь невероятной ограниченности и поразительной учености. Я не знаю, где он может быть.
– Когда вы в последний раз его видели? – спросил Бартоломью.
Барвелл глубоко задумался.
– Смерть Хью очень его потрясла. После нее он словно с цепи сорвался: старался выжать каждую унцию удовольствия из жизни, которая, как он думал, может кончиться не сегодня-завтра. В таком духе он продолжал, наверное, неделю. Потом, казалось, немного угомонился, и мы стали реже его видеть. Недели две назад, вернувшись из «Королевской головы», он ошарашил нас жуткой историей о том, как он сплутовал в кости и ободрал как липку половину замкового гарнизона. При нем оказалась уйма денег, так что, возможно, в его словах была доля правды. Ушел он тогда от нас довольно поздно, и больше я его не видел.
Бартоломью попытался скрыть разочарование. Рассказ о событиях двухнедельной давности не слишком ему помог. Он поднялся, чтобы уходить, и махнул рукой Грею.
– Пожалуйста, пошлите кого-нибудь за мной в Майкл-хауз, если я смогу еще чем-то помочь Седрику, – сказал он Барвеллу. – И спасибо вам еще раз за рассказ о Жиле.
Барвелл снова улыбнулся и проводил гостей до двери. Он смотрел, как они идут по Бенет-стрит, и улыбка медленно сползала с его лица. Он поманил к себе студента и что-то прошептал ему на ухо. Через несколько секунд студент вышел из пансиона и торопливо зашагал к Милн-стрит, кутаясь в плащ от зимнего холода.
Бартоломью и Грей потеряли еще два часа, расспрашивая об Абиньи в городских тавернах. Им не удалось разузнать больше ничего, кроме того, что уже рассказал Барвелл, если не считать открытия, что привычки Абиньи, оказывается, хорошо известны горожанам.
Бартоломью уже готов был сдаться и отправиться спать, когда Грей в приступе бурной активности, заставившей его наставника задуматься, не он ли побывал в кладовке с лекарствами, предложил прогуляться до Трампингтона и заглянуть в «Смеющегося поросенка».
– Лучше всего зайти туда ночью, – сказал он. – Там будет больше народу, они успеют накачаться элем, и языки у них развяжутся.
И они отправились в Трампингтон. Хотя путь до селения составлял всего две мили, у Бартоломью было ощущение, будто он идет на край света. Пронзительный ветер хлестал прямо в лицо, пробивался сквозь одежду. Ночь стояла ясная, и они слышали хруст и потрескивание воды, замерзающей в колдобинах и лужах на дороге по мере того, как холодало все больше.
Когда показался «Смеющийся поросенок», Бартоломью вздохнул с облегчением. Через несколько минут они уже сидели в большом зале с белеными стенами, и перед каждым в большой кружке пенился эль. В таверне толпились люди, в очаге посреди комнаты потрескивал огонь, наполняя ее не только теплом, но и дымом. Пол был земляной: так поддерживать его в чистоте было легче, чем постоянно менять тростник.
Бартоломью в Трампингтоне хорошо знали, и несколько человек дружески кивнули ему. Он завязал разговор с румяным здоровяком, который весной ловил угрей, а все остальное время пас коров у Стэнмора. Тот немедленно принялся пересказывать слухи об исчезновении Филиппы. Бартоломью был обеспокоен, но не удивлен тем, что ее бегство стало предметом деревенских сплетен – вне всякого сомнения, не без участия компании конюхов Стэнмора, которые пытались догнать сбежавшего Абиньи.
Расслышав, о чем идет речь, к разговору присоединились еще несколько человек, включая и здешнюю служанку – ту самую, в которую Абиньи, по его уверениям, был влюблен летом. Девушка присела на краешек стола и поминутно бросала боязливые взгляды через плечо, чтобы хозяин не застукал ее за праздными посиделками.
– Как вы думаете, долго Жиль Абиньи изображал свою сестру? – небрежно спросил Бартоломью в одно из редких мгновений затишья.
Все разом загомонили, противореча друг другу. У каждого имелись на этот счет собственные соображения и теории. Но Бартоломью уже понял, что теориями все и ограничивается. Он перестал слушать и отхлебнул кислого эля.
– Жиль уже давно был какой-то странный, – шепнула служанка, оказавшаяся, как Абиньи и говорил, очень хорошенькой. Она взглянула на соседний стол, который обслуживал сам хозяин, и сделала вид, что вытирает стол рядом с Бартоломью. – В последний раз я его встретила в церкви в позапрошлую пятницу. Он прятался за колонной. Я решила, что он дурачится, и цапнула его сзади, а он так перепугался! Выскочил на улицу, и больше я его не видала.
В позапрошлую пятницу. Это было через три дня после того, как Филиппа заболела. Значит, Абиньи заменил ее не раньше пятницы.
– Вы не знаете, куда он убежал? – спросил Бартоломью.
Служанка покачала головой.
– Я побежала за ним, но не догнала.
Хозяин прикрикнул на нее, чтобы занялась другими посетителями, и девушка отошла. Бартоломью задумался над тем, что она рассказала: Абиньи прятался в церкви в Трампингтоне и был чем-то напуган.
Он попытался навести разговор на то, какие причины прятаться могли быть у Абиньи, но предположения звучали совершенно дико, и он понял, что серьезных фактов нет ни у кого. Бартоломью с Греем еще немного потолковали с местными и решили переночевать у Эдит. Быть может, завтра утром им больше повезет в поисках.
