Бартоломью вытащил руку из кармана и что-то протянул Майклу. Глаза бенедиктинца потрясенно расшились.
– Где ты ее взял? – поразился монах, подставляя затейливую печатку сэра Джона солнцу, чтобы получше ее разглядеть.
– Сэр Джон оставил ее мне в ночь своей смерти, – сказал Бартоломью, – хотя тогда я об этом еще не знал.
Майкл ошарашенно смотрел на друга.
– Как? – только и выговорил он.
– Должно быть, он сунул ее в рукав моей мантии, – сказал Бартоломью. – Ты ведь знаешь, какие рукава у нас, не у клириков? Внизу они зашиты, а посередине проделаны прорези для рук. Перстень довольно долго пролежал там, пока я догадался заглянуть в рукав.
– Но что навело тебя на мысль сделать это?
Бартоломью оглядел луг, обрамленный бледно-желтым кружевом примулы.
– Сэр Джон не оставлял печать у Августа, и ее не нашли на теле, когда мастера убили. Однако она была при нем, когда мы ужинали. Висела на шнурке на его шее, я сам видел. Единственный логический вывод, который из этого следовал, – он должен был передать печать Суинфорду или Элфриту после ужина. Элфриту сэр Джон не отдал бы ее, потому что Элфрит уже ввязался в это дело и был очевидной мишенью. К Суинфорду мастер всегда относился слегка настороженно. Он часто недоумевал, зачем человеку со связями и богатством Суинфорда понадобилось становиться ничтожным преподавателем в университете. Тогда я задумался, не оставил ли сэр Джон ее у меня. Я обыскал всю свою одежду, и пожалуйста – перстень оказался в моем рукаве.
– А Уилсон еще обвинял тебя в слабости логики! – с улыбкой покачал головой Майкл. – Пожалуй, если задуматься, это единственный очевидный ответ. Сэр Джон доверял тебе больше, чем всем остальным профессорам, и скорее отдал бы перстень тебе, нежели кому-то еще. Слава богу, больше никто до этого не додумался, а не то ты мог бы разделить участь Августа!
– Должно быть, сэр Джон почувствовал неладное, когда отправлялся на встречу, и решил оставить печать дома.
– К несчастью, дурное предчувствие оказалось недостаточно сильным, – с грустью заметил Майкл. – Иначе он никогда не пошел бы на это свидание и уж точно не стал бы подвергать тебя опасности и прятать у тебя печать. И ни за что не зашел бы к Августу, если бы мог предвидеть последствия. Полагаю, он намеревался забрать перстень по возвращении.
Бартоломью носком башмака столкнул с мостика несколько мелких камешков и глядел, как они уходят под воду с негромким плеском.
– Думаю, сэр Джон мог подумать, что цель того ночного свидания – выманить его из колледжа и без помех обыскать его комнату, а не убить его. Наверно, он понимал: человек, с которым он собирался встретиться, догадается, что мастер не потащит с собой печать. Слишком уж необычными были обстоятельства – ночь, глухое место… Подозреваю, сэр Джон считал, что сумеет забрать у меня перстень раньше, чем кто-нибудь успеет понять, где он его прятал.
– Когда ты это выяснил? – спросил Майкл.
– Когда Уилсон велел мне отыскать печать, – ответил Бартоломью. – Я никому не говорил, потому что не знал, кому можно доверять, и не хотел, чтобы кто-то еще погиб из-за нее. Вот я и молчал.
Майкл расхохотался, с изумлением глядя на перстень.
– А ты темная лошадка, Мэтт! Столько народу искало злосчастную печать, а она все это время была у тебя! Почему ты решил рассказать мне о ней именно сейчас?
Бартоломью пожал плечами, глядя на солнечную рябь на воде.
– Я никому не говорил, даже Филиппе. – Он обернулся к Майклу. – Наверное, потому что подумал – ты хотел бы об этом знать.
Майкл сжал перстень между большим и указательным пальцами и внимательно посмотрел на него.
– Кому бы пришло в голову, что такая крохотная вещица может причинить столько зла?
– Нет, – возразил Бартоломью, – это не печать виновата. Виноваты люди, которые ею пользовались.
Майкл немного помолчал, не отрывая взгляда от маленького золотого перстня с затейливой вязью.
– И что же ты собираешься с ней сделать? – спросил он.
Бартоломью вздохнул и подставил лицо с закрытыми глазами солнцу.
– Отдам тебе, для твоего епископа.
– Мне? – воскликнул Майкл.
Он еще немного посмотрел на перстень, потом дернул Бартоломью за руку, чтобы тот открыл глаза.
– Смотри.
Он размахнулся и швырнул перстень в стремительный поток так далеко, как только смог. Золотая искорка вспыхнула в лучах солнца, прежде чем беззвучно погрузиться в воду, и потухла.
Они немного постояли, глядя на то место, куда упала печать, и думая о людях, в чьей жизни она оставила свой след. Бартоломью еще раз протяжно вздохнул и взглянул на Майкла. Бенедиктинец ответил ему таким же взглядом. Уголки губ монаха начали подрагивать, в глазах заплясали смешинки.
– Идем, дружище, – потянул он Бартоломью за рукав, – а не то из-за тебя я останусь без обеда.
