Майкл счел за благо сменить тему и заговорил о францисканце, навестившем Фруассара в церкви.
– Судя по словам солдата, то был носатый, тощий тип с постной физиономией, одетый в грязную серую сутану. Как по-твоему, многим францисканцам подходит такое описание?
– Думаю, всем без исключения, – усмехнулся Бартоломью. – По крайней мере, все наши коллеги в Майкл-хаузе полностью ему соответствуют.
– Ну, это ты хватил через край, – расхохотался Майкл. – А как насчет прекрасной Джанетты? Думаю, настало время побеседовать с этой загадочной особой. И с родственниками Фруассара тоже.
– Отложим до завтра, – решительно возразил Бартоломью. – Скоро стемнеет, а у меня, откровенно говоря, нет ни малейшего желания выходить на улицу после комендантского часа. Завтра клерки де Ветерсета доставят нам Джанетту и всех прочих. А сейчас я с ног валюсь от усталости. Не забывай, завтра нам предстоит встать ни свет ни заря и извлечь из могилы тело Николаса.
Она двинулись к Майкл-хаузу. Заметив пирожника с лотком, спешившего продать последнюю партию своего соблазнительного товара, Майкл остановился и купил яблочный пирог внушительных размеров. День клонился к закату, усталые торговцы вереницей тянулись с ярмарки.
– Итак, Фруассар знал своего убийцу и сам впустил его в церковь, – с набитым ртом сказал Майкл.
– Возможно, – кивнул Бартоломью. – Но пока мы не можем утверждать с уверенностью, что Фруассара убил именно францисканский монах. Если Фруассар впустил в церковь монаха, он мог впустить и кого-то еще. Солдаты, поглощенные игрой в кости, могли ничего не заметить. Кстати, тебя не удивляет, что у тощего пожилого монаха хватило сил втащить наверх такого дюжего детину, как Фруассар? Да еще и приколотить его к колокольному стану?
– Скорее всего, Фруассар, прикончив жену, добежал до церкви по той самой тропе, что ты обнаружил в кустах, – пропустив вопрос мимо ушей, задумчиво пробормотал Майкл. – Хотел бы я знать, кому понадобилось спрятать тропу от посторонних глаз? Неужели Джанетта из Линкольна, не жалея своих белых ручек, сама возилась с колючими ветвями? Знаешь, я, кажется, понимаю, почему она спасла тебя от шайки оборванцев. Джанетта слишком умна, она понимает, что два убийства за неделю – твое и жены Фруассара – это слишком подозрительно. А ей совсем не хочется, чтобы ее владения привлекли повышенное внимание людей шерифа. Слушай, Мэтт, получается, ты остался жив лишь потому, что Фруассар прирезал свою жену.
Бартоломью пропустил слова товарища мимо ушей.
– Прежде чем совсем стемнеет, мне надо проглядеть некоторые труды Гиппократа, – с тяжким вздохом сообщил он. – Я вижу, Майкл, ты исполнен жажды деятельности. Можешь дойти до францисканского монастыря и узнать, не навещал ли кто из братьев преступника, нашедшего убежище в церкви Святой Марии. Вполне может быть, визит францисканца не имеет никакого отношения к смерти Фруассара.
Майкл потер руки.
– Становится прохладно, – заметил он. – А небо сплошь покрыто багряными тучами. Как известно, это предвещает дождь. Помяни мое слово, Мэтт, завтра будет лить как из ведра. Не самая лучшая погода, чтобы выкапывать из могилы беднягу Николаса.
V
На следующий день задолго до рассвета Бартоломью отпер задние ворота колледжа и вышел на улицу. Минувшим вечером Кенингэм пожелал узнать, как продвигается расследование дела о мертвом монахе. Майкл кратко рассказал обо всем, что им удалось узнать, избегая, однако, упоминать о летописи Николаса и о теле Фруассара, найденном в звоннице. Кенингэм сообщил, что, согласно распоряжению канцлера, Бартоломью и брат Майкл освобождены от чтения лекций вплоть до окончания дознания. Распоряжение это, как и следовало ожидать, Кенингэм не одобрял, особенно в отношении Бартоломью. Найти преподавателя теологии, способного временно заменить Майкла, не составляло большой трудности. Но что касается студентов-медиков, то заниматься с ними было некому. Напоследок мастер выразил надежду, что Бартоломью и Майкл без промедления покончат с дознанием и вернутся к исполнению своих прямых обязанностей в колледже.
– Мне очень не по душе, что колледж оказался втянутым в столь темное дело, – изрек мастер. – Вы знаете не хуже моего, что отношения между городом и университетом оставляют желать лучшего. И меньше всего мне хочется, чтобы Майкл-хауз сделали козлом отпущения. Достаточно того, что ныне мы вынуждены делить церковь Святого Михаила с пансионом Фисвика. Канцлер и старший проктор питают к этому пансиону пристрастие, и Джонстан ходит у них в любимчиках.
– Может статься, горожане станут относиться к университету с большей приязнью, если мы сумеем отыскать убийцу проституток, – заметил Бартоломью.
– О, несомненно, вы правы, – вздохнул Кенингэм. – Но поймать негодяя, которому Талейт позволил бежать, будет не так-то легко.
Бартоломью и Майкл обменялись быстрыми взглядами.
– Побег преступника тоже не пошел на пользу университету, – продолжал Кенингэм. – По городу ходят упорные слухи, что убийца нашел приют в одном из колледжей. Поговаривают даже, что университетское правление одобряет расправу над непотребными девками, ибо не желает, чтобы студенты проводили время в их обществе.
– Но подобные разговоры совершенно лишены смысла, – пожал плечами Бартоломью. – Нелепо бороться с проституцией, убивая шлюх. Женщины будут торговать своим телом до тех пор, пока на этот товар находятся покупатели.
– Я прекрасно знаю, что подобные слухи лишены смысла и не имеют под собой ни малейшего основания, – отчеканил Кенингэм, и в голосе его послышалось откровенное раздражение. – Тем не менее они наносят университету изрядный вред.
Должно быть, мастер встревожен не на шутку, отметил про себя Бартоломью. Доктор знал, что глава Майкл-хауза, как и подобает члену ордена Святого Гилберта, обладал спокойным и невозмутимым нравом и чрезвычайно редко утрачивал душевное равновесие.
– Более всего меня тревожит то, что Майкл-хауз стал местом преступления, – со вздохом изрек Кенингэм. – В саду найден труп женщины, а недавно злоумышленники пытались поджечь задние ворота. Хорошо, что вы и Кинрик оказались рядом, иначе мы, того и гляди, сгорели бы заживо. Скажите, есть у вас какие-нибудь соображения относительно причин и целей этого таинственного злодеяния?
Бартоломью и Майкл покачали головами.
– Полагаю, это нечто вроде предостережения, – сказал Майкл. – И не исключено, что предостеречь хотели вовсе не обитателей Майкл-хауза, а кого-то еще, кто часто появляется на улице, куда выходят ворота.
– Но кого? – недоверчиво пожал плечами Кенингэм. – Какого-нибудь купца, который направляет повозки с товарами к складам, расположенным у реки?
– Очень может быть, – кивнул Бартоломью. – Может быть, нашими воротами злоумышленники воспользовались лишь потому, что для подобного фейерверка необходимо сухое дерево, а его поблизости не много.
– Так или иначе, случившееся вызывает у меня серьезное беспокойство, – произнес Кенингэм. – Я уже попросил проктора поставить у ворот караул. И теперь мы будем особенно строго следить за тем, чтобы после комендантского часа никто не выходил из колледжа. За исключением вас двоих, разумеется. Епископ, бесспорно, будет недоволен, если я ограничу свободу передвижения его доверенного лица, – добавил он, повернувшись к брату Майклу. – Что касается вас, Мэттью, то помощь, которую вы безвозмездно оказываете беднякам, служит доброй славе университета и способствует уменьшению враждебности, что питают к нам горожане. Только, прошу вас, не слишком увлекайтесь диковинными методами лечения, вызывающими у людей недоумение и страх. До поры до времени вам лучше придерживаться старых испытанных способов.
