– О господи, только не это! Неужели в чертовщине замешан кто-то из студентов? – сокрушенно пробормотал доктор – Или магистр?
– Полагаю, не обошлось без одного магистра, – мрачно процедил Майкл. – И нам с тобой доподлинно известно его имя. Великовозрастного проказника зовут Мэттью Бартоломью.
– Господи, Майкл, перестань нести чушь, – взмолился Бартоломью. – С чего ты взял, что это моих рук дело? Мои взгляды известны тебе лучше, чем кому-либо другому. Трупы животных служат источником заразы. Неужели ты думаешь, я стал бы подвергать тебя опасности?
– Значит, это не ты? – с явным облегчением спросил Майкл, опускаясь на кровать Бартоломью.
Негодование его испарилось, словно утренняя роса.
– Конечно, не я, – заверил Бартоломью. – Кстати, если ты теперь намерен напуститься с упреками на Кинрика, сразу предупреждаю – наверняка и он тоже ни при чем. По моему разумению, тот, кто сделал это, далек от шуток и проказ. Омерзительный дар, который он тебе принес, имеет зловещий смысл.
– Неужели какой-то неизвестный негодяй вошел в мою комнату и положил это на кровать? – пробормотал Майкл, и ярость, совсем недавно сверкавшая в его глазах, сменилась ужасом.
– Судя по всему, так оно и было, – кивнул Бартоломью. – Я видел, как пройдоха Уолтер оставил свой пост и отправился к Элкоту жаловаться, что я вернулся слишком поздно. Наверняка после твоего возвращения он сделал то же самое. В это время посторонний мог проникнуть в колледж. Все это скверно, но меня утешает лишь одно обстоятельство – есть надежда, что обитатели Майкл-хауза тут ни при чем.
– Да, но откуда постороннему знать, где моя комната? – спросил Майкл.
– Не лишено вероятности, что козлиная голова предназначалась вовсе не тебе, – заметил Бартоломью. – Может статься, кто-то из магистров или студентов Майкл-хауза тайно принадлежит к секте.
На память доктору пришел недавний разговор со Стэнмором. Если заверения Стэнмора соответствуют истине и круг действительно является символом общины Очищения, то символом общины Пришествия вполне может быть козел. Доктор рассказал Майклу все, что узнал от зятя, и оба погрузились в тревожные размышления.
– Но что может означать сие пакостное подношение? – прервал молчание Майкл.
– А там не было какой-нибудь записки? – осведомился Бартоломью.
– Нет, только козлиная голова, – пожал плечами Майкл. – Значит, ты полагаешь, это предостережение от общины Пришествия? И таким образом сатанисты пытаются отбить у меня охоту заниматься расследованием убийств?
– Похоже на правду, – кивнул Бартоломью. – По крайней мере, именно так можно расценить столь дерзкую выходку. Если сатанисты сумели посреди ночи проникнуть в колледж и оставить козлиную голову на твоей кровати, значит, им ничего не стоит поквитаться с тобой. По крайней мере, они рассчитывают, что ты сделаешь именно такой вывод.
Бартоломью поднялся и пристально взглянул на Майкла.
– Возможно, первым делом они решили запугать именно тебя, а не меня, потому что ты связан с епископом и только что имел с ним беседу. К тому же ты читал летопись, над которой трудился Николас.
– Летопись! – воскликнул Майкл, в волнении сцепив пальцы. – Думаю, именно тут зарыта собака! Но о том, что я читал летопись, знает один-единственный человек помимо тебя. Де Ветерсет.
И, словно испугавшись своих слов, монах в ужасе осекся.
– Однако канцлер университета не может быть замешан в таком деле, – едва слышно прошептал Майкл и взглянул на Бартоломью, ожидая подтверждения своим словам.
Однако доктор не спешил заверить его в невиновности де Ветерсета.
– Скажи, а в летописи содержатся какие-либо сведения касательно этих богопротивных общин? – осведомился он.
– Нет, там не упоминается о них ни единым словом, – покачал головой Майкл. – Откровенно говоря, я никак не возьму в толк, почему де Ветерсет так тревожился об этой летописи. Он ведь был сам не свой, пока не удостоверился, что она в целости и сохранности.
– Но мы не можем утверждать с уверенностью, что канцлер предоставил в твое распоряжение всю летопись, не изъяв из нее предварительно каких-либо фрагментов, – заметил Бартоломью.
– Похоже на то, Мэтт, похоже на то, – поразмыслив несколько мгновений, согласился Майкл. – Ох и угораздило же нас с тобой попасть в историю. В тех главах, что я прочел, нет ровным счетом ничего любопытного. И де Ветерсет вряд ли стал бы волноваться о том, что они станут достоянием посторонних глаз. Вывод напрашивается сам собой. Он дал мне лишь те главы, где нет секретных сведений. Неужели канцлер состоит в сатанинской секте, Мэтт? Неужели он велел своим нечестивым собратьям запугать меня?
– Не спеши с обвинениями, – остановил товарища Бартоломью. – Попробуем прибегнуть к логике. Де Ветерсет знал, что ты прочел лишь самые невинные главы летописи, – значит, посылать тебе предостережение совершенно нет надобности. Нет, брат, канцлер тут ни при чем. Скорее всего, тебя пытался устрашить тот, кто видел тебя в церкви Святой Марии и догадался, что ты читаешь летопись. Или же козлиная голова не имеет никакого отношения к книге Николаса. Спору нет, де Ветерсет не вполне с нами откровенен. Но запугивать тебя ему нет ни малейшего резона.
Майкл неприязненно покосился на козлиную голову, по-прежнему лежавшую на полу.
– Знаешь, Мэтт, я начинаю сожалеть, что ты не имеешь отношения к этой скверной выходке, – признался он. – Уж лучше неудачная шутка лучшего друга, чем зловещее предостережение неведомого поклонника дьявола.
Слова эти заставили Бартоломью расхохотаться.
– Отправляйся спать, – посоветовал он, похлопав монаха по плечу. – Тебе необходимо отдохнуть. Я избавлюсь от этой штуки, а утром, на свежую голову, мы как следует все обдумаем.
Майкл поднялся, испустив сокрушенный вздох.
– Прости, что я набросился на тебя, Мэтт, – пробормотал он. – Я так разозлился, что позабыл обо всем на свете. Конечно, будь у меня время остыть и хорошенько пораскинуть мозгами, я бы смекнул, что ты никогда не позволишь себе выходку, чреватую опасностью для моего здоровья.
С этими словами монах вышел из комнаты, а Бартоломью принялся искать кусок ткани, чтобы завернуть в него козлиную голову. Наконец, подходящий лоскут нашелся, и доктор сунул сверток под мышку, выскользнул в коридор и зашагал к дверям, ведущим в северное крыло здания. Бартоломью открыл двери и окинул взглядом внутренний двор, дабы удостовериться, что за ним никто не наблюдает, затем вошел в темную кухню.
Миновав ее, он оказался на заднем дворе. Здесь днем и ночью горел огонь, в котором уничтожались отбросы. Бартоломью не мешкая бросил туда свою отвратительную ношу и вернулся в кухню. Его охватила досада на Уолтера: в стремлении получить у Элкота лишний пенни за доносительство, тот непозволительно пренебрегал своими обязанностями. Вознамерившись хорошенько отчитать нерадивого привратника, Бартоломью вышел во внутренний двор и зашагал к небольшому каменному домику, служившему сторожевой будкой.
