– Матильда! – крикнула Агата так зычно, что несколько прохожих в удивлении воззрились на нее. – К тебе клиенты!
Бартоломью недовольно поморщился, Майкл же, казалось, ничего не имел против подобного именования. Агата многозначительно подмигнула им и направилась к соседнему дому, в котором проживала одна из ее бесчисленных родственниц. Доктор поймал на себе несколько любопытных взглядов. Ему вовсе не хотелось, чтобы его увидели у дверей знаменитой городской проститутки да еще в компании монаха. Однако делать было нечего. Майкл набросил капюшон, но отнюдь не стал неузнаваемым, а лишь придал своему облику таинственность.
Матильда открыла дверь, улыбнулась явному смущению нежданных гостей и пригласила их в дом. Предложив доктору и монаху сесть, радушная хозяйка подала им холодного белого вина. В комнате царила безупречная чистота, пол был покрыт добротными шерстяными коврами, на стенах висели гобелены. Резная мебель отличалась редким изяществом, на стульях лежали вышитые подушки. У окна Бартоломью с удивлением заметил письменный стол, на нем – пергамент и перья. Судя по всему, леди Матильда отличалась не только правильной и благозвучной речью, но и умением писать.
– Что привело вас ко мне, джентльмены? – осведомилась она, искоса бросая на Майкла лукавый взгляд, вогнавший монаха в краску. – Насколько я понимаю, вам не требуются те услуги, что я обычно оказываю мужчинам.
К Майклу уже вернулась привычная самоуверенность, он подмигнул Матильде и многозначительно усмехнулся.
– Нас привела к вам необходимость сообщить кое-какие важные сведения, – поспешно заявил Бартоломью, не дав монаху возможности завязать игривую беседу. – Из источников, которые мы не можем вам открыть, нам стало известно, что в городе замышляется еще одно убийство и оно должно совершиться до новолуния.
Матильда пристально взглянула на доктора. Лукавые огоньки, игравшие в ее глазах, мгновенно погасли.
– Новая луна народится через четыре дня, – сказала она и добавила, заметив откровенное удивление монаха: – Тот, кому часто приходится выходить из дому после заката, имеет возможность наблюдать за ночным светилом.
С этими словами Матильда поднялась, подошла к окну и остановилась там, тихонько барабаня по подоконнику длинными изящными пальцами.
Бартоломью не сводил с нее изучающего взгляда. Эта женщина с роскошными волосами редкого медового оттенка, заплетенными в толстую косу, и в самом деле была очень хороша. Высокая и стройная, она отличалась непринужденной грацией, какую Бартоломью редко встречал и в женщинах куда более высокого положения. Воплощением подобной грации являлась Филиппа, его невеста. Мысль о Филиппе заставила доктора виновато потупиться. В последнее время он редко вспоминал о своей нареченной, ибо все его помыслы занимало расследование таинственных злодеяний. В прошлое воскресение он даже не дал себе труда написать Филиппе – за два месяца, минувших после ее отъезда в Лондон, такое случилось впервые.
– Благодарю вас, джентльмены, что вы сочли нужным поставить меня в известность.
Мелодичный голос Матильды отвлек Бартоломью от печальных размышлений.
– Я не премину сообщить всем сестрам, что в ближайшие дни им следует быть особенно осмотрительными.
– Сестрам? – переспросил Майкл, и в глазах его заплясали насмешливые искорки.
– Я имела в виду своих товарок по ремеслу, брат, – изрекла Матильда, сопроводив эти слова ледяным взглядом, способным привести в замешательство многих мужчин.
Однако Майкл, нимало не смутившись, ответил ей усмешкой, которая показалась Бартоломью откровенно похотливой.
– Мы, люди святой жизни, привыкли вкладывать иной смысл в слово «сестра», – заявил он.
– Ну, теперь вы узнали, какой смысл вкладываем в это слово мы, гулящие девки, – сияя улыбкой, произнесла Матильда.
Бартоломью незаметно дернул Майкла за рукав, давая понять, что игривой перепалке пора положить конец. Он в очередной раз удивился тому, что человек, питающий столь откровенную тягу к женщинам, избрал для себя поприще, связанное с неукоснительным соблюдением обета целомудрия. Для Бартоломью не было секретом, что брат Майкл нередко нарушает монашеские правила. Он порой приступал к еде без благодарственной молитвы, частенько грешил чревоугодием и без зазрения совести пропускал церковную службу. Теперь Бартоломью не мог отделаться от подозрения, что Майклу не чужды и прегрешения иного рода.
Когда они расстались с Матильдой и направились в колледж, солнце уже поднялось над крышами домов и залило город мягким утренним светом. По Хай-стрит грохотала целая вереница повозок, спешивших на ярмарку. Все они были доверху нагружены разнообразными товарами – тканями, мебелью, посудой, сырами, тушами животных. Сточные канавы по обеим сторонам улицы были переполнены из-за недавнего дождя, и зловонные коричневые лужи, тут и там видневшиеся на тротуаре, вынуждали Бартоломью и Майкла совершать рискованные прыжки. В одной из канав жалобно блеял баран, утонувший в грязи по брюхо. Фермер, громко чертыхаясь, старался выманить животное при помощи пучка травы.
Так как Бартоломью и Майкл не успели к завтраку, они купили у булочника горячие овсяные лепешки. Откусив кусок, доктор сморщился, ибо на зубах у него заскрипели плохо промолотые зерна и мелкие камешки. Покончив с лепешкой, он по-прежнему чувствовал себя голодным. Увы, у него не хватало денег на один из соблазнительных пирогов, лежавших в корзине булочника. Бартоломью отошел на пару шагов и увидал, что к булочнику подскочила орава оборванных детей; один мальчуган выхватил из корзины хлеб и бросился наутек. В толпе сорванцов Бартоломью узнал двух сыновей мельника, и доктор вспомнил их маленького брата – возможно, того уже не было в живых.
Майкл свернул к церкви Святой Марии, намереваясь доложить де Ветерсету о результатах ночной вылазки, а Бартоломью направился к своим студентам. Первым делом он проверил, хорошо ли они запомнили содержание книги Галена, которую он велел им прочитать. Результаты опроса не удовлетворили доктора. Выяснилось, что студенты прервали чтение, едва ознакомившись с первым разделом.
– Брат Бонифаций заявил, что негоже предсказывать исход болезни. По его словам, это ведомо лишь Господу, – сообщил Грей в качестве оправдания.
Бартоломью, пытаясь не дать воли закипавшему раздражению, провел рукой по волосам. Он никак не ожидал, что неутомимый Бонифаций сумеет отыскать ересь даже в книге Галена. Труд этот, воплотивший в себе самые традиционные взгляды на медицину, служил надежным подспорьем для докторов в течение последних столетий. Ныне Галена можно было считать изрядно устаревшим, ибо открытия недавнего времени поставили под сомнение многие его теории и утверждения.
Бартоломью взял со стола чашку и повертел в руках.
– Брат Бонифаций, если я выпущу это чашку из рук, что произойдет? – обратился он к своему недоброжелателю.
– Она упадет на пол, – процедил Бонифаций, вперив в доктора подозрительный взгляд.
– А если я уроню горящую свечу на эти тростниковые циновки, каковы будут последствия?
