— Не надо, — буркнул я. Мы выпили. Лас
мечтательно произнес:
— Все-таки есть что-то в нашей ситуации!
Огромный пустой дом! Сотни квартир — и в них живет девять человек… если вместе
с тобой. Что тут можно творить! Дух захватывает! А какой фильм можно снять! Вот
представь себе клип — роскошные интерьеры, пустые рестораны, мертвые прачечные,
ржавеющие тренажеры и холодные сауны, пустые бассейны и затянутые пленкой столы
в казино. И по всему этому великолепию бредет молоденькая девочка. Бредет и
поет. Неважно даже, что.
— Снимаешь клипы? — насторожился я.
— Да нет… — Лас поморщился. — Так… разок одной
знакомой панковской группе помог клип снять. Его по МТВ прокрутили, но потом
запретили.
— А что там было ужасного?
— Ничего особенного. — сказал Лас, — Песня как
песня, совершенно цензурная, даже про любовь. Видеоряд был странный. Мы его
снимали в больнице для лиц с нарушениями двигательных функций. Поставили
стробоскопы в зале, включили песню «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня» и
позвали больных — танцевать. Они и танцевали под стробоскоп. Как могли. А потом
на эту картинку мы новый звуковой ряд положили. Очень стильно вышло. Но
показывать это и впрямь нельзя. Нехорошо как-то.
Я представил себе «видеоряд» — и меня передернуло.
— Плохой из меня клипмейкер, — признался Лас.
— Да и музыкант… Один раз мою песню по радио прокрутили, глубокой ночью, в
передаче для всяких отморозков. Что ты думаешь? Тут же позвонил на радио
известный композитор, сказал, что он всю жизнь своими песнями учил людей
доброму и вечному, но эта, единственная песня перечеркнула труд всей его жизни…
Вот ты вроде одну песню услышал — она плохому учит?
— По-моему, она издевается, — сказал я. — Над
плохим.
— Спасибо, — грустно сказал Лас. — Но ведь в
чем беда — многие не поймут. Решат, что это всерьез.
— Так решат дураки, — попытался я утешить
непризнанного барда.
— Так их-то больше! — воскликнул Лас. — А
протезы головы пока несовершенны…
Он потянулся за бутылкой, разлил водку,
сказал:
— Ты заходи, если снова понадобится, не
смущайся. А потом я тебе ключ от одной квартиры на пятнадцатом этаже достану.
Квартира пустая, но унитазы стоят.
— Хозяин против не будет? — усмехнулся я.
— Ему уже все равно. А наследники все никак
поделить площадь не могут.
Глава 3
К себе я вернулся в четыре утра. Слегка
пьяный, но на удивление расслабившийся. Все-таки настолько иные люди
встречаются нечасто. Работа в Дозоре приучает к излишней прямолинейности. Этот
не курит и не пьет, он хороший мальчик. А этот ругается матом, он плохой. И
ничего не поделать, нас в первую очередь интересуют именно такие: хорошие — как
опора, плохие — как потенциальный источник Темных. Но то, что люди бывают очень
разными, мы как-то забываем… Бард об Иных ничего не знал — в этом я был уверен.
И если бы мне довелось вот так посидеть полночи с каждым обитателем «Ассоли» —
я составил бы точное мнение о каждом. Но подобных иллюзий я не строил. Не
каждый предложит войти, не каждый станет разговаривать на отвлеченные темы. А
ведь кроме десяти жильцов есть еще сотни людей обслуживающего персонала —
охранники, сантехники, рабочие, бухгалтеры. Мне не хватит никаких разумных
сроков, чтобы проверить всех! Умывшись в душевой кабине — в ней нашелся
какой-то странный шланг, из которого можно было струйкой пускать воду, — я
вышел в свою единственную комнату. Надо поспать… а завтра с утра попытаться
придумать новый план.
— Привет, Антон, — донеслось от окна. Я узнал
голос. И мне сразу стало тоскливо.
— Доброй ночи, Костя. — сказал я. Как-то
неуместно прозвучало слово «доброй». Но пожелать вампиру злой ночи было бы еще
глупее.
— Могу я зайти? — спросил Костя. Я подошел к
окну. Костя сидел на подоконнике спиной ко мне свесив ноги вниз. Он был
совершенно голый. Будто сразу демонстрировал — не по стене влез, а прилетел к
окну огромной летучей мышью. Высший вампир. В двадцать с небольшим лет.
Способный мальчик…
— Думаю, что нет, — сказал я. Костя кивнул и
не стал спорить.
— Как я понимаю, мы делаем одно дело?
— Да.
— Это хорошо, — Костя повернулся, белозубо
улыбнулся. — приятно с тобой работать. А ты и впрямь меня боишься?
— Нет.
— Я многому научился, — похвастался Костя.
Совершенно по-детски.
— Ты не научился, — поправил я его. — Ты
многое украл.
Костя поморщился:
— Слова. Обычная Светлая игра словами. Вы
позволили — я взял. Какие претензии?
— Будем пикироваться дальше? — спросил я. И
поднял руку, складывая пальцы в знаке Атон, отрицании неживого. Давно собирался
проверить, работают ли древние северо-африканские заклятия на современную
российскую нечисть. Костя с опаской посмотрел на незавершенный знак. То ли знал
о таком, то ли повеяло Силой. Спросил:
— А тебе разрешено демаскироваться?
Я с досадой опустил руку:
— Нет. Но я могу и рискнуть.
— Не надо. Скажешь — сам уйду. Но сейчас мы
делаем одно дело… надо поговорить.
— Говори, — подтаскивая к окну табуретку,
сказал я.
— Значит, не впустишь?
— Не хочу оказаться ночью наедине с голым
мужиком, — усмехнулся я. — Мало ли чего подумают. Излагай.
— Как тебе собиратель футболок?
Я вопросительно посмотрел на Костю.
— Тот, с десятого этажа. Он футболки с
забавными надписями собирает.
— Он не в курсе. — сказал я. Костя кивнул:
— Тоже так считаю. Тут заселены восемь
квартир. Еще в шести жильцы появляются время от времени. В остальных — очень
редко. Я уже проверил всех постоянных жильцов.
— Ну и?
— Пусто. Они ничего не знают о нас.
Я не стал уточнять, откуда у Кости такая
уверенность. В конце концов, он высший вампир. Такие способны входить в чужой
разум с легкостью опытного мага.
— Остальными шестью займусь с утра, — пообещал
Костя. — Но особых надежд у меня нет.
— А предположения имеются? — спросил я. Костя
пожал плечами:
