— Нет, Завулон. Нам к Константину соваться не
стоит. У меня есть другое предложение…
Он посмотрел на меня.
Я пощупал языком осколок зуба. Как неудачно
вышло…
— Я готов, Гесер.
— Шансы есть, — одобрительно кивнул Завулон.
— Раз уж у Кости остались какие-то
сентиментальные соображения… вот только сможешь ли ты ударить, Антон?
Я ответил не сразу. Я действительно задумался.
Речь не об аресте. Бить придется наверняка и
насмерть. Стать остриём, центром силы, которую будут качать в меня Гесер,
Завулон, Эдгар… может быть — и другие маги. Да, я менее опытен, чем Великие. Но
у меня есть шанс приблизиться к Косте без боя.
Исходя из тех самых «сентиментальных
соображений».
Альтернатива простая — Великие соберут все
силы в кулак. И даже сила Надюшки им потребуется — и Гесер будет требовать от
Светланы инициировать нашу дочь…
Альтернативы нет.
— Я убью Костю, — сказал я.
— Не так, — тихо произнес Гесер. — Не то
говоришь, дозорный!
— Я упокою вампира, — прошептал я. Гесер
кивнул.
— И не рефлексируй, Городецкий, — добавил
Завулон. — Не жуй свои интеллигентские сопли. Нет на свете хорошего мальчика
Кости. Да и не было никогда. Пусть он не убивал людей ради крови, но он —
вампир. Нежить.
Гесер одобрительно кивнул.
Я на миг закрыл глаза.
Нежить.
У него нет чего-то, что мы для простоты
называем душой.
Какой-то составляющей, неуловимой даже для
нас, Иных. С самого раннего детства — спасибо родителям-вампирам. Он рос,
участковый врач слушала его сердце и восхищалась здоровьем мальчика. Он
превратился из мальчика в мужчину и ни одна девушка не сказала, что его губы
холодны при поцелуе. Он мог бы иметь детей — самых обычных детей от самой
обычной человеческой женщины.
Но все это — не-жизнь. Все это взаймы, все это
украдено — и когда Костя умрет, его тело мгновенно рассыплется в прах… потому
что оно давным-давно мертво.
Мы все приговорены к смерти с самого рождения.
Но мы, хотя бы, можем дожить до смерти.
— Оставьте нас с Антоном, — произнес Гесер. —
Я попробую его подготовить.
Я слышал, как встали Завулон и Эдгар. Вышли в
коридор, закрылась дверь. Что-то зашелестело — видимо, Гесер прикрыл нас от
наблюдения. А потом спросил:
— Переживаешь?
— Нет, — я покачал головой, так и не открывая
глаз. — Размышляю. Костя ведь, все-таки, пытался вести себя не как вампир…
— И до чего додумался?
— Он не выдержит, — я открыл глаза и посмотрел
в лицо Гесера. — Он не выдержит, сорвется. Физиологическую потребность в живой
крови он сумел погасить, а вот все остальное… он не-живой среди живых и
тяготится этим. Рано или поздно Костя сорвется.
Гесер ждал.
— Он уже сорвался, — сказал я. — Когда убил
Витезслава и инквизиторов… один из инквизиторов был Светлым, верно?
Гесер кивнул.
— Я все сделаю как надо, — пообещал я. — Мне
жалко Костю, но тут уж ничего не поделать.
— Я в тебя верю, Антон, — сказал Гесер. — А
теперь спрашивай то, что ты действительно хотел спросить.
— Что вас держит в Ночном Дозоре, шеф? — спросил
я.
Гесер улыбнулся.
— Мы все, по большому-то счету, одной грязью
мазаны, — сказал я. — Мы боремся не с Темными, мы боремся с теми, кого и
Темные-то отвергают… с психопатами, маньяками, беспредельщиками. По понятным
причинам таких больше среди вампиров и оборотней. Так ведь и Темные… Дневной
Дозор ловит тех Светлых, кто хочет разом всех облагодетельствовать… по сути —
тех, кто может раскрыть людям факт нашего существования. Инквизиция… она вроде
бы над схваткой, а на деле — следит, чтобы Дозоры не восприняли свою функцию
всерьез. Чтобы Темные не стали стремиться к формальной власти над миром людей,
чтобы Светлые не стали искоренять Темных начисто… Гесер, Ночной и Дневной
Дозоры — это две половинки одного целого!
Гесер молчал. Смотрел на меня и молчал.
— Это… специально так было задумано? — спросил
я. И сам же себе ответил: — Да, наверное. Молодежь, только что инициированные
Иные — могли бы не принять общий для Светлых и Темных Дозор. Как же так — идти
в патруль с вампиром! Я бы сам возмутился… И вот — созданы два Дозора, низшие
чины с азартом ловят друг друга, руководство интригует — от скуки и ради
поддержания формы. А начальство-то общее!
Гесер вздохнул и достал сигару. Срезал кончик,
закурил.
— Я, дурак, все время думал, — пробормотал я,
не отрывая взгляда от Гесера. — Как вообще мы существуем? Вот Дозор Самары, вот
Дозор Великого Новгорода, вот Дозор поселка Киреевский Томской области. Все
вроде бы самостоятельны. По сути — при всех проблемах бегут к нам, в Москву…
Хорошо, это не оформлено де-юре, но де-факто — Московский Дозор руководит
Дозорами всей России.
— А также трех государств СНГ… — пробормотал
Гесер. Выпустил клуб дыма. Дым стал собираться в воздухе плотный густым
облаком, не расползаясь по купе.
— Хорошо, а что дальше? — спросил я. — Но как
взаимодействуют независимые Дозоры России и, к примеру, Литвы? А России, Литвы,
США и Уганды? В человеческом мире все понятно, у кого дубинка больше и кошелек
толще — тот и заказывает музыку. Но ведь российские Дозоры покруче
американских! Я даже думаю…
— Самый сильный Дозор — французский, — скучным
голосом сказал Гесер. — Сильный, хоть и крайне ленивый. Удивительный феномен.
Не можем понять, с чем это связано — ну не с потреблением же сухого вина и
устриц в немыслимых масштабах…
— Дозорами правит Инквизиция, — сказал я. — Не
споры разрешает, не отступников наказывает, а именно правит. Дает разрешение на
те или иные социальные эксперименты, назначает и снимает руководство… переводит
из Узбекистана в Москву… Есть Инквизиция — и у нее есть два рабочих органа.
Ночной и Дневной Дозоры. И единственная цель Инквизиции — сохранение
существующего статус-кво. Потому что победа Темных или Светлых — это все равно
поражение Иных в целом.
— Что дальше, Антон? — спросил Гесер.
Я пожал плечами.
